Роман ВИКТЮК: "Когда в прямом эфире ОРТ Пугачева наехала на "Бульвар", я закричал: "Алла, ты сейчас не на кухне! Молчать! Слушай меня!". Она умолкла, передача вроде закончилась, и я сказал в ее адрес на всю Россию: "Старая п..."

Бытует мнение, что преуспеть в этом мире можно только с помощью подножек и интриг, ступая по трупам. Блистательный Роман Виктюк считает, что это плебейский подход. Как иначе, если всемирную славу ему принесла Любовь? Режиссер не делит ее на хорошую и плохую, приличную и бесстыдную - любовь или есть, или ее нет... Тем не менее, как и подобает тинэйджеру, переживающему период полового созревания, он с особым трепетом относится к плотской. Пускай критики спорят, как его называть: королем эпатажа, гением провокации или сексуальным революционером, - публика обожает своего кумира независимо от ярлыков. Зрителям, выросшим в ханжеские советские времена, он показал, что любовь - это не только охи и вздохи, но и торжествующий скрип кроватных пружин, а раскрепощенную молодежь убедил, что эрогенная зона может быть и в мозгу. Даже люди, далекие от театра, освоили уже придуманный им магический язык движений, жестов и слов. Сегодня все знают, что женский половой орган - это "манюрка", мужской - "чичирка", а интимные отношения между ними Роман Григорьевич обозначает роскошным термином "гедзаться". Его стараниями мы поняли, как удачна была идея Господа Бога разделить людей на два пола. Однако попадаются еще отдельные реликты прошлого, которые размножаются почкованием. Именно такие пару лет назад пытались запретить в его родном Львове спектакль Театра Романа Виктюка "Давайте займемся сексом". К счастью, вмешался мэр: непрошеных цензоров разогнал, перед Романом Григорьевичем извинился. "Что для вас сделать, чтобы вы нас простили?" - спросил и услышал: "Если можно, почините крышу". Да, да, в старом доме, где прошло детство мэтра и где находится родительская квартира, много лет кряду от дождя спасались, подставляя тазы и ведра... Мэр тогда очень удивился просьбе. Он знал, что у знаменитого режиссера были прекрасные отношения с его предшественником, но Роману Григорьевичу даже в голову не приходило о чем-то попросить, даже намеком... Увы, сами чиновники, конечно же, не догадались. Яркие, карнавальных расцветок пиджаки, озорство в глазах, фривольные речи... Нельзя сказать, что Виктюк не от мира сего, но, глядя на него, невозможно представить, что он родился в семье учителей, рос с сестрами, служил в армии и был даже женат на скромной сотруднице "Мосфильма"... Его спрашивали: "Как вы могли прожить десятки лет в московской коммунальной квартире, где в окно круглосуточно дымила труба?". Он искренне разводил руками: "Я этого просто не замечал". Все, что не касалось искусства, его не волновало, не трогало - поэтому сегодняшний юбиляр и смог поставить более 200 спектаклей, создать свой театр, завоевать множество престижных премий по всему миру... В общем, успел столько всего натворить, что в США его включили в список 50 людей мира, повлиявших на вторую половину ХХ века. Надеюсь, и перед первой половиной ХХI столетия он в долгу не останется... Какой нынче день на календаре? Роман Григорьевич не скрывает, что терпеть не может дат с нулями. И правильно, зачем ему эта головная боль? В конце концов, юбилей нужен не ему, а нам: чтобы сдувать с него пылинки, оберегать и говорить слова, которые в текучке будней сказать не успеваем...

С одной из своих любимых примадонн Алисой Фрейндлих

"ИДУЩАЯ ОТ МЕНЯ ВОЛНА ПЕРЕДАЕТ ЛИШЬ ОДНО СЛОВО: "ЛЮБОВЬ!"

- Роман Григорьевич, вы как-то сказали, что возраст - это бестактность времени...

- В этом убеждаюсь снова и снова...

- Еще вы утверждаете, что вам всегда 19 лет, хотя если верить паспорту, 28 октября вам исполняется 70. Так 19 или все-таки 70?

- 19 - иначе и быть не может. Есть возраст земной - он исчисляется годами, прожитыми в нашем материальном, кратковременном мире, но принять его - все равно что смириться с тюрьмой. Нет, я не собираюсь сдаваться на милость времени, которое даже не извиняется за свою быстротечность, - иного измерения, кроме космического, для меня нет. Как режиссер я знаю: каждый спектакль - это новый забег, а значит, тебе 19 и нужно все начинать сначала. Снова и снова ты видишь человека, который замер с поднятым вверх пистолетом. Сейчас он крикнет: "Приготовиться!", сейчас нажмет курок, и ты рванешься к ленте - обязательно красной, ты помчишься... нет, полетишь! Ты никогда не знаешь, куда летишь, прилетишь ли...

- Но главное - лететь...

- (Грустно). Все-то ты понимаешь... Иногда я вижу сон - самый страшный, который только возможен. Театр. Идет спектакль. Обычно по внутренней трансляции помреж объявляет, кто сейчас выходит, кому приготовиться, когда финальные поклоны, и вдруг я слышу: "Виктюк, на сцену! Виктюк опаздывает... Где Виктюк?". Прибавляю шагу, спешу, уже бегу, а передо мной ступеньки, какие-то страшные коридоры и... снова ступеньки. Наконец, задыхаясь, выныриваю из кулис и спрашиваю: "Зачем вы меня зовете? Я же всегда на сцене". Такой сон можно увидеть лишь в 19 лет, когда нет уверенности в своих силах, когда только начинаешь. И не переубеждай меня - поверь, это правда. Видишь, в моих глазах 19?

- Вижу - 20-й пошел...

- Да, и я счастлив, что 20-й, что впереди еще много времени, и спектаклей, и встреч. Ты, кстати, тоже всегда молодой - тебе сколько в космическом измерении лет?

- Очевидно, 17...

- Нет, разреши я читателям "Бульвара" скажу: "Ему 15! Он пишет, пишет, знакомит вас с выдающимися людьми... Не только они с волнением ждут встречи с Дмитрием Гордоном - и я в свои 19 к нему пришел: не мог не прийти!".

- Если бы на моем месте сидел Павел Глоба, первым делом он бы сказал: "Ага, Роман Григорьевич, по гороскопу вы Скорпион...".

Алла Демидова и Дмитрий Певцов

- Это правда!

- И что же - скорпионская сущность как-то в вас проявляется?

- Если захочешь и сможешь, почувствуешь, что прямо сейчас, в данную минуту, я себя пожираю. Страшное дело - мне кажется, я говорю не о том, не так... Вообще-то, словами можно, наверное, передать даже то, что стоит за нотными знаками, но что бы мы ни говорили, сколько бы ни написали нот, волна, идущая от нас к читателям, передает лишь одно слово: "Любовь!". Другого, по крайней мере, не знаю...

- Как говорит пан Поплавский, "вiд сердець до сердець"...

- А вот в этом с ним не согласен. Это по улице можно идти от одного к другому, никого не пропуская, а в искусстве нужно выбирать сердца, которые не только чувствуют, но и видят, которые сиянием своим проникают в тебя и с тобой сливаются... Так бывает во время спектакля, если с такими сердцами оказываются и актеры, и зрители. Тогда над залом появляется некая аура, и организмы начинают так согласно вибрировать, что человек аплодирует уже не актеру, а себе. "Боже! - кричит публика. - Мы же сердцами видим, какие мы счастливые люди!". Зажечь такой свет... (Мечтательно). Может, это и есть цель 19-летнего, когда он начинает работать в театре?

- Ваше детство прошло в послевоенном Львове... О том, что там происходило, некоторые до сих пор судят по роману Аркадия Первенцева "Секретный фронт", где описана борьба НКВД с бандеровцами (еще в детстве я прочитал его в "Роман-газете"). Интересно, а что из того периода запомнили вы? Вы, например, видели, как людей отправляют в Сибирь, в лагеря?

- Если все рассказать, никто не поверит... Когда съемочная группа Первого российского телеканала приехала во Львов (хлопцы фильм обо мне делали), я привел их в свою школу. Мы шли по улице, раньше носившей имя Чапаева: до сих пор на ней стоит дом, где тогда была пересыльная тюрьма...

- В которой, очевидно, работала Анка со своим пулеметом?

- Хуже - из каждого проема там по Анке с пулеметом глядело. Темные окна, решетки, бесконечная вереница матерей, жен и сестер, которые пытались что-нибудь передать своим дорогим людям... Из окон нашего класса этот двор был как на ладони, поэтому уроки проходили под плач и прокльони.

- Школа жизни!

- Потом уже я обратил внимание на картину Ван Гога (помнишь, где арестанты ходят по кругу?) - так это, скажу я, по сравнению со львовскими реалиями сказка. Разве видел Ван Гог толпы несчастных, которые встречались, крестились, молились и не знали, какая участь их ждет? Помню, когда у нас был выпускной экзамен, к школе подъехала черная машина: оттуда вышли люди и направились в 10-й класс. В тишине они прокричали две фамилии, встали парни, которым еще не было 17-ти, и навсегда исчезли... Эти ребята не сопротивлялись, не плакали, не кричали - они будто заранее смирились с судьбой, им предназначенной.

Дмитрий Бозин и Елена Образцова

Телевизионщики прекрасно сняли и то окно, и стену, за которой укрылся двор. (Сейчас там, кажется, милиция построила свою школу и готовит молодых прекрасных милиционеров).

Впрочем, это только часть моих снов - так же ярко, в деталях, я помню день, когда умер Сталин.

"Я, САМЫЙ ИДЕЙНЫЙ, ПАТРИОТИЧНЫЙ И ТАЛАНТЛИВЫЙ, НЕ МОГ НЕ СЫГРАТЬ БАБУШКУ ЗОИ КОСМОДЕМЬЯНСКОЙ"

- Это уже другой сон, и со временем я воплотил его в спектакле "Мастер и Маргарита". Главный персонаж в этом сновидении - наша учительница физики Ганна Федотiвна (ее имя и отчество я запомнил на всю жизнь). Украинского она не знала, поэтому преподавала физику по-русски. Дети в украинской школе не понимали всех слов, они только начали изучать великий и могучий, но ее это ничуть не смущало. В результате мы никогда не могли сдать физику, потому что она одни слова знала, а мы другие.

Ганна Федотiвна была рьяной коммунисткой, свято верила Иосифу Виссарионовичу и сказала, что в этой украинской школе никто, кроме нее, не достоин вести нас в парк культуры к монументу вождю. Я между тем уже в театральный кружок ходил - был главным артистом не только во Дворце пионеров, но и в городе, в области.

- Играли Шевченко?

- Не только, но и его тоже. Среди наших персонажей и Анка-пулеметчица, кстати, была. Не думай, что я шучу, - эта прекрасная девушка, если кто не знает, служила у Чапаева...

-...и была, если кто подзабыл, подругой Петьки...

- Была, как говорят по-русски, его сожительницей, но это совсем другое. Короче, я не сомневался, что Ганна Федотiвна обязательно даст мне нести огромный портрет Сталина...

-...в день всенародной скорби?

- Это был день его смерти - какая уж тут скорбь? Мама, у которой брат 17 лет провел на лесоповале в Сибири, с радостью сказала: "Наконец его нет!".

В общем, я пришел во Дворец пионеров, взял коробочку с красками... До сих пор ее обожаю! Они предназначались для того, чтобы ребенок, кого-то играя, мог разрисовать себе лицо, как он хочет... На руку я намотал медицинский бинт - только кончики пальцев выглядывали, - а потом красной краской избразил, будто у меня там кровь, синяки. Это было искусство невероятное!

В школу явился со скорбным лицом, руки за спину спрятал. Учительница спрашивает: "Что с тобой? Посмотри мне в глаза. Ты видишь, все плачут?". - "Я тоже плачу, только внутри", - отвечаю. Она нахмурилась: "Почему же я не вижу слез?". - "Ганна Федотiвна, я руку поранив" - и протянул ей свои бинты. Увидев кровь, она запричитала: "Какая беда для тебя, что ты не можешь сегодня пронести мимо товарища Сталина его портрет". И снова заплакала... Все в классе знали, что мои "раны" - это вранье, и отворачивали лица, чтобы не рассмеяться.

Екатерина Васильева

- Никто не сдал?

- Никто! Физичка громко плакала, рыдала практически в голос. Из громкоговорителей неслось: "Наш вождь! Умер!", а она кричала: "На колени!". Спрашивается, почему на колени - Сталин же не был святым, но Ганна Федотiвна верила ему исступленно, поэтому первая падала на мостовую и билась головой о камни... Я не вру, говорю чистую правду. Это было напротив школы, и все мои одноклассники тоже падали на колени, только от смеха.

Какая прекрасная мизансцена - дети смеются, делая вид, что плачут! Даже тот, кто держит портрет Сталина, прикрывается палкой, а она командует: "Встаньте! Вытрите слезы!"... Вспомнил об этом, когда в советские времена снимал фильм о детях керченских партизан - тех, что прятались в подземельях.

- Это по Кассилю, наверное? "Улица младшего сына"?

- Ну да, про Володю Дубинина. У меня там была мизансцена: из пылающей школы выносят голову Сталина, и женщины, плача, заворачивают ее в красное знамя. Они хотят положить ее на платформу поезда, который уже трогается, но голова мокрая, она падает и разбивается. Женщины снова обертывают гипсового вождя красной тряпкой и, рыдая, туда суют, а он падает и падает...

- Изощренно, однако, издевались вы над советской властью...

- Совсем я не издевался, просто шел проливной дождь. Артисты прекрасно играли и искренне плакали, но они так смеялись, когда голова...

-...подскакивала?

- Да, да! С таким стуком, как на похоронах, когда на крышку гроба бросают землю: бабах! бабах! Звук мы, разумеется, не писали, но этот эпизод все равно потом вырезали. Сказали, что слишком патриотично.

- А это правда, Роман Григорьевич, что в юности вы сыграли Зою Космодемьянскую?

- Это была постановка по поэме Маргариты Алигер - я не мог в ней не играть, потому что был самый идейный. Правда, досталась мне роль не Зои, а ее бабушки. У нас же была мужская школа, а тогда девочкам из другой школы или из Дворца пионеров к мальчикам приходить не разрешали. Значит, надо было обходиться своими силами. Как только учителя сказали, что сыграть Зою и бабушку смогут только самые талантливые, я сразу вызвался.

В главной сцене старушка сидела с детьми и плакала. Зоя говорила: "Нет, я пойду", а бабушка ей: "Не иди!". У меня был успех, я играл лучше, чем Попович, - фамилию мальчишки, которому дали роль Зои, запомнил на всю жизнь (он так и не стал актером). Учителя удивлялись: "Как же так - бабушка получилась более патриотичной и коммунистичной, чем наша Зоя-Попович?!". Ну, им сказали, что так нужно: мол, Зоя должна говорить тихо, а бабушка - искренне убиваться и рыдать.

Чуть позже в Доме офицеров проходила олимпиада, где я читал большой отрывок о Лизе Чайкиной. Помнишь, когда немцы вывели ее на площадь казнить, а она чувствует, что наши советские уже летят на конях ее освобождать... Зоя кричит...

-...вы же говорили - Лиза...

- Ну, Зоя точно так же кричала бы: "Я тут! Я тут!". Изображая все это, я плакал, жюри тоже плакало и мне аплодировало. Оно так растрогалось, что сделало невероятное, - ребенка, который только что был на сцене, посадило к себе. Председательствовал главный режиссер Театра юного зрителя Николай Гаврилович Грецкий - потом он тут, в Киеве, в ТЮЗе работал. Грецкий просто меня обожал - нескромно употреблять такое слово, но это правда. "Дитина моя, - говорил, - молю тебе: будь тiльки актором!". Видя, что я смущаюсь, он переходил на русский язык: "Может, так тебе будет понятнее - иди только в артисты. Я ГИТИС окончил, и ты должен учиться там".

Геннадий Хазанов

Его слова я запомнил и поступать поехал не в Киев, а прямо в Москву. Тогда это казалось безумием, все равно что добровольно пойти на каторгу. Родня провожала меня как на край света: со своими подушками, кастрюлями, сковородками. Понимали, что отговаривать бесполезно, но в то же время никто не верил, что я вернусь целым и невредимым, - прощались, как навсегда.

"СЫНОК, - ПРОСИТ, ВЫТИРАЯ СЛЕЗЫ, ТАМАРА МАКАРОВА, - ОСТАНОВИСЬ, Я ТВОЯ МАМА"

- Прошло время, и вы уже сами принимали экзамены у абитуриентов ГИТИСа, мечтающих стать актерами. Что там за история была с монологом Олега Кошевого? Или Ульяны Громовой?

- Ты не читал "Молодую гвардию"? (С наигранной укоризной). Мне стыдно...

- Да нет, читал и даже фильм смотрел раза три...

- В фильме этого монолога нет! Тем более надо знать, что Ульяна Громова никогда никаких слов не произносила...

На экзамене получилось смешно. Было это четыре года назад. Сидит солидная комиссия, и вдруг входит ребенок: лицо прекрасное, 17 лет, но слова не может выдавить - весь от страха дрожит. "Чего ты боишься?" - спрашиваю. Он еще сильнее затрясся. "Перестань! - говорю. - Что ты волнуешься, будто читаешь монолог Олега Кошевого маме?". Молчит. "Ты Ульяну Громову и Олега Кошевого знаешь?". Молчит. "Любка Шевцова дала тебе бак с нефтью, чтобы поджечь биржу?". Молчит. Я руками развел: "Ты что же, не знаешь ни Олега, ни Любы, ни Ульяны?". Он смутился: "Моя бабушка играла в фильме Ульяну Громову". Я ушам своим не поверил: "Кто?". - "Нонна Мордюкова".

- Да... Бабушка - Мордюкова, дедушка - Тихонов. Он же, если не ошибаюсь, Сережа Тюленин...

- Нет, ты плохо знаешь наше кино! А еще уверяешь, что видел фильм. Как не стыдно? Тихонов играл предателя, но это не главное. Я спрашиваю ребенка: "А ты читал эту книжку?". - "Нет". - "Если прочитаешь, - говорю, - возьму на курс"... Не знаю, сказал ли он Нонне, как было дело, но когда пришел на занятия, я спросил: "Ну и что?". Он глаза распахнул: "Неужели вы такие плохие книжки читали?", и я про себя подумал: "Да, читал!".

Посмотри на меня, Дмитрий, и ты поймешь мою жизнь распрекрасную. Конечно, ребенок из Западной Украины должен был приехать в Москву патриотом. Пионер, комсомолец - я все ступеньки прошел, по-другому и быть не могло... Конечно, когда поступал в ГИТИС, выучил монолог Олега Кошевого: "Мама, мама! Я помню руки твои с того мгновения...", - и заканчивалось это словами: "...мучительным упреком обернется все это у материнской могилы".

Прихожу в институт кинематографии: народу - Матерь Божья! Все накрашенные, разодетые, красивые, с альбомами, а я - замухрышка в китайских штанишках и рубашке-шотландке. Только глаза были такие... ужасно желающие учиться. "Зачем я сюда приехал? - думаю. - Никуда меня не возьмут". Захожу в аудиторию, где прослушивание идет, и вижу: сидит моя любимая героиня из фильма "Молодая гвардия" Тамара Макарова.

Тамара Федоровна на меня посмотрела: "Что ты будешь читать?"... "Мама, - говорю. (Она так заволновалась). - Я прочитаю монолог именно тебе. Знаю, он не может не тронуть"... Только начал - смотрю, глаза у нее покраснели... До середины дошел - она уже плачет... "Сынок, остановись, - просит, вытирая слезы. - Я все понимаю, я твоя мама".

Когда я произнес последние слова: "...и обернется все это..." - она кинулась ко мне, обняла: "Иди сразу на второй тур, а завтра будешь писать сочинение по русской литературе". Я на попятную: "У меня нет шпаргалок!", но никаких отговорок слушать она не захотела. "Иди, я сама принесу тебе шпаргалку. Вырву из книжки и принесу".

Лия Ахеджакова

Я послушался - пришел, сел, а писали в тот день будущие критики - умные, в очках всезнайки. Тема - я даже на том свете буду ее помнить! - "Поэт и поэзия в понимании Маяковского" (хоть убей меня, я и сегодня бы такое сочинение не написал). Тут открывается дверь и входит красавица-"мама" - в руках у нее спрятаны бумажки. Подойдя к моему столику, она сказала: "Пиши точно, как там, - никакой отсебятины. Все запятые, все точки, как на этих листочках, расставь. Я буду рядом".

Понимаешь, какая была у меня смелость? Я развернул шпаргалки, положил их перед собой и быстренько все скатал. Ну сколько на это нужно ребенку из Львова? 15 минут. Переписал - оп! - и в карман спрятал. Преподаватель удивился: "Вы так хорошо знаете тему?". Тамара Федоровна кинула: "Он прекрасно ее знает. Заберите у него работу". Вот и все - сочинение я сдал.

Это было утром, а конкурс в ГИТИСе в тот же день проходил. Дождь лил безумный, и вот я из ВГИКа лечу, мчу со всех ног. Вбегаю в фойе института, а там уже кричат, как во сне моем страшном: "Виктюк, где Виктюк? Вы не видели Виктюка?". - "Я здесь", - говорю. "Как не стыдно? Комиссия заждалась, вы последний".

- Вы и тогда уже были везде нарасхват!

- Мокрый весь, хоть выжимай, вбегаю в аудиторию и вижу за столом... Аллу Тарасову (я знал ее по фильму "Без вины виноватые"). Сразу к ней: "Я буду читать вам". Такой ребенок был искренний... Она с улыбкой: "Не только мне", но я не отступился: "Вам, вам!".

- Мама!

- Нет, я не мог бездарно везде повторять: "Мама, мама!" - ситуация была другая. Она кивнула: "Ну, пожалуйста", - и я начал монолог из пьесы "Без вины виноватые": "Сдавил всю грудь, проклятый! Душит, душит"... Я рвал на себе несчастную мокрую китайско-шотландскую сорочку, а она плакала и просила: "Остановись, остановись!"... Потом повернулась к сидящим в комиссии: "Товарищи, вы все поняли?". Иосиф Моисеевич Раевский сказал: "Да, да, десятый". Я сделал вид, что ничего не слышу, а Василий Александрович Орлов - я еще не знал, кто это, - спрашивает: "А басню можешь прочитать так же, как читал монолог? Чтобы мы ощутили такую же страсть?". Я говорю: "Могу". Это был хрестоматийный "Волк и ягненок", только, показывая волка, я плакал. "А почему нет? Может, он бедного ягненка жалеет", - сказал я себе. Вытирал рукавом слезы, а члены приемной комиссии дружно смеялись.

В общем, и тут меня приняли - это было уже пятое по счету высшее учебное заведение. Тут же своей учительнице Нате Михайловне Половко (святой был человек!) отбил во Львов телеграмму: "Поступил". Единственно, чего я не мог решить: что же выбрать. Может, кинематографию? Она написала: "Кино - это халтура, иди в ГИТИС". Так я и сделал...

Прошел наверное, год, дефилирую около института, и вдруг останавливается рядом машина - в ней Макарова и Герасимов. Тамара Федоровна открывает дверцу и окликает меня: "Я тебя так долго ждала. Ты в ГИТИСе? Почему?". - "Из-за Наты Михайловны Половко". Она: "Кто это?"... Я объяснил. "Учительница, - сказал, - мне написала: "Кино - халтура. Иди в ГИТИС". Повисла пауза. Макарова подумала и сказала: "Пожалуй, она права. Правда, Сергей Аполлинарьевич? Кино - халтура. Приходи ко мне, я тебя помню".

...Очень часто я вспоминаю о ней с благодарностью.

"ВАС, - МНЕ СКАЗАЛИ, - СПАСЕТ ТОЛЬКО ОДНО: ЕСЛИ ПОСТАВИТЕ "МАЛУЮ ЗЕМЛЮ"

- Сами вы халтуры никогда не терпели, коммунистическую мораль отвергали, тем не менее однажды, я слышал, не устояли и поставили брежневскую "Малую землю". Это правда?

- Ты меня сегодня так спрашиваешь, будто я в церкви на исповеди... Ну почему, ответь, я должен тебе все рассказывать? Честно говоря, я вовсе не горел этим материалом, но мне сказали, что все-таки...

Михаил Ульянов и Юрий Яковлев

-...Брежнев просит?

- Нет, посоветовали: "Сделайте один раз, но так, чтобы вам поверили". Это было, когда я уже поставил "Уроки музыки" Петрушевской в студенческом театре МГУ, когда его ликвидировали навсегда. Все лучшие деятели русской культуры за нас вступились - они писали Брежневу (как раз шел партийный съезд), но ответа не дождались. И тогда мне сказали: "Вас спасет только одно - если поставите "Малую землю"... Ну куда денешься? Вызвали меня к секретарю райкома, она руку пожала: "Какое счастье! Мы будем ждать. Скоро в райкоме партии состоится заседание, на которое соберутся лучшие коммунисты, - вот им свою работу и покажете. Пусть все видят, кем вы в действительности являетесь".

Артистам (а у нас играли доктора наук, академики - ну потрясающие люди из Московского университета) я сказал: "Товарищи, давайте мы эту книжку разорвем на листочки. Сзади на экране станем крутить про "Малую землю" кино, музыку дадим патриотическую, а мы на этом фоне будем читать отрывки и показывать мизансцены. Только нужно погромче кричать (кричит): "Это слова Леонида Ильича! Мы хотим горстью бросить их сегодня вам в души! Мы рады согреть их нашей горячей кровью!".

И вот сидит полный зал (это все правда!), заканчивается собрание, секретарь райкома выходит и объявляет: "Товарищи, после перерыва вы услышите подлинные слова нашего великого Леонида Ильича"... Мы уже готовимся: повесили экран, понадевали фуфайки, все лихорадочно текст читают, потому что на память никто не знает. Третий звонок - в зале только секретарша райкома и я. Еще раз повторили звоночки: раз, два, три!.. Ни-ко-го! Коммунисты разбежались...

Я ей: "Наверное, что-то случилось, но как же мы будем играть для вас - вы ведь эту книжку читали?". Ну а теперь слушай меня. Представь, что перед тобой строгая партдама, спроси у меня: "Вы ведь эту книжку читали?".

- "Вы ведь эту книжку читали?".

- "Нет!".

(С наигранным пафосом). Ну что тут смешного - она так и сказала?! Я осторожно спрашиваю: "Может, и не будем играть?". - "Не будем", - улыбнулась она. Так мне и не удалось осуществить эту мистерию, но все-таки я сказал: "Товарищи! Давайте хоть начнем, а то нехорошо же... Потом скажут, что ничего не было, а так мы поставим птичку и во всех отчетах укажем, что я перевоспитался".

Начали. Актеры мои вышли и торжественно сказали: "Малая земля". Леонид Ильич Брежнев". В этот самый момент секретарь райкома зааплодировала: "Очень хорошо, очень патриотично! Спасибо, Роман Григорьевич, продолжайте так дальше работать!". Увы (улыбается), дальше не смог - не предоставлялась возможность. Напрасно смеешься - это все правда! Это сейчас я тебе с юмором такое рассказываю, а тогда это не была не хохма, а вопрос жизни или смерти.

- Всю свою жизнь вы работаете с актерами. По-вашему, они сукины дети или все-таки нет?

Александр Калягин

- А сам-то ты как думаешь?

- Трудно сказать - я всю жизнь с актерами не работал...

- Но зато сколько общался!

- Те, с кем общался, наверное, нет...

- Ада Роговцева - не сукин ребенок!.. Думаю, они бывают такими лишь тогда, когда не чувствуют, что к ним относятся с уважением. Актеры знают, что я их люблю, что никогда не обижу и не предам.

Недавно у Татьяны Дорониной был юбилей. Она тоже не говорит, сколько ей лет, - немножко больше, чем хотелось бы... В общем, ей исполнилось 18, она позвонила мне и сказала: "Прошу, чтобы спектакль к этой дате поставил именно ты". - "Завтра буду", - говорю. Принес ей пьесу Уильямса "Сладкоголосая птица юности".

В свой день рождения Доронина играла гениально, да разве только она? Как только у моих "небесных невест" нехорошая дата, они зовут меня. Вот и Алла Демидова пожелала, чтобы только я поздравил ее с днем рождения на Первом канале - с ней мы сделали "Федру" Марины Цветаевой.

Таких примеров я могу привести много. Сегодня на телевидении меня уже не знаю в который раз спрашивали: "Когда вы возвратитесь домой, в Украину?". Я ответил: "Когда философ и ученый Иван Дзюба, который был прекрасным министром, снова будет нужен своей родине, когда Ада Роговцева не будет скитаться по России, а станет играть дома. Тогда я подумаю". Увы (грустно), увы...

"О СВОИХ НЕБЕСНЫХ НЕВЕСТАХ Я ЗНАЮ ВСЕ... НО НИЧЕГО НЕ СКАЖУ"

- В своих спектаклях вы задействуете актрис, каждая из которых - целый мир. Терехова, Ахеджакова, Талызина, Фрейндлих...

-...Неелова, Мирошниченко, Наташа Макарова, Лена Образцова... Ну что ты!

- Как вам с этими женщинами работается?

- Они обожают меня, а я их.

- Почему все они, когда слышат "Виктюк", млеют от счастья?

- Дима, если я начну докапываться до причин, выяснять, как, что да почему, это исчезнет... Есть - и все тут, и нет в этом никакой хитрости. У них для меня открыты сердца - я знаю о них все, но никогда никому не расскажу. Даже если коммунисты приведут меня во двор пересылочной тюрьмы на моей улице Чапаева и начнут допрашивать, я и тогда их не выдам, потому что они святые.

Катя Степанкова и Ада Роговцева

- Оперную примадонну Елену Образцову вы вынудили похудеть...

-...на 27 килограммов, но только лишь от любви. Будучи в Нью-Йорке, она подобрала все, что было необходимо для упражнений, а еще черные ремни, страшные какие-то сапоги, куда не влезала нога, кожаные штаны... Она стала худенькая, тоненькая, и волосы срезала, потому что нужна была короткая прическа. Коля Цискаридзе, один из лучших танцовщиков Большого театра, мне позвонил. "Лена, - сказал, - зовет нас к себе, она считает, что лишь мы вдвоем должны это увидеть". Я разволновался: "Коля, что-то случилось?". - "Нет, у нее бодрый голос". Немедленно мы поехали к Образцовой. Открывается дверь, а хозяйки нет. Заходим - никого. Пауза. И тут выходит она - в одежде для пьесы Захер-Мазоха "Венера в мехах", которую мы уже репетируем. Это было гениально!

- И все-таки от любви к кому она похудела? К вам или к Бозину?

- Как тебе больше нравится, так и пиши, а люди все равно скажут: и к Бозину, и ко мне. И это будет правда...

- К сожалению, с одной гениальной актрисой, несмотря на все ваши старания, поработать вам так и не довелось. Вы же хотели сделать с Фаиной Раневской какой-то спектакль?

- И снова ты мне напоминаешь о том, что рвет мое сердце.

- Вам хочется это забыть?

- Нет, ничего не хочу я забыть, но...

К Фаине я пришел домой и услышал: "У меня плохо с памятью - никакой текст я уже выучить не смогу".

- А вы что-то пытались ей предложить?

- Я уже ставил в Театре имени Моссовета у Завадского, и Юрий Александрович ко мне благоволил. "Фаина, - говорю, - я видел, как в Театре Пушкина вы играли бабушку в спектакле по роману Достоевского "Игрок". - "Ты видел?" - спрашивает. "Да, - я киваю, - помните, если из зала смотреть на сцену, вы сидели слева в коляске и начинали...". - "Деточка, - встрепенулась она, - я это и во сне помню" - и с ходу гениально воспроизводит то, что было лет 40 назад. Пока она читает монолог, я молчу, а потом кричу: "Ну вот и все!". - "Да? Ты думаешь? Ты уверен?"...

Я между тем разошелся: "А если хотите, это будут "Деревья умирают стоя" Касоны". - "И это я помню"...

На ней было синее пальто, синие спортивные штанишки и тапки на босу ногу, собака такая толстая рядом лежала по кличке Мальчик. Она встала в своем пальто и говорит: "Мальчик, послушай, он заставил меня вспомнить "Деревья умирают стоя". И начала...

Все, текст готов - только актерам осталось выучить роли, но им это запросто. В тот же вечер прибегаю к Завадскому - он жил неподалеку от нее, на улице Горького.

Маргарита Терехова

- Он вас любил?

- (С достоинством). Юрий Александрович мне верил.

"Я МЕЧТАЛ, ЧТОБЫ В "ГАМЛЕТЕ" РАНЕВСКАЯ СЫГРАЛА МОГИЛЬЩИКА"

- "А кто, - спросите, - меня не любил?"...

- (Улыбается). Все любили! "Вы знаете, - говорю, - Фуфочка (ее в театре так называли) сказала, что она готова"... Завадский тут же звонит Марецкой (своей бывшей жене, приме и негласному руководителю Театра имени Моссовета): "Пришел Роман и говорит, что Фуфа готова вспомнить то, что когда-то играла". В ответ он услышал: "Никогда!" и развел руками. Где-то через месяц - а он хотел ставить "Гамлета" с Геной Бортниковым - я ему полушепотом: "Как хорошо, я буду вам помогать. Только у меня одна просьба: пускай главного могильщика сыграет Фаина. По-моему, не только на жизнь бедного Йорика, но и на всю эту историю интересно посмотреть глазами такого человека, и монолог, что в конце пьесы, мог бы звучать в разных местах... Иногда Фаина рассказывала бы все это своими словами, она была бы то Офелией, то королевой, то Гамлетом... Могла одновременно с Геной, дуэтом, произносить его монолог, а потом выйти из могилы... Представляете?"...

- Нет слов!

- Завадский распорядился: "Иди к Фаине!". Прихожу, а глаза у нее детские, ясные - врать нельзя! "Деточка, - спрашивает, - ты лилипуту (она назвала его вытянутым лилипутом. - Р.В.) сказал?". Я: "Почти". - "Сейчас же пойди и скажи. Хочешь, иди с собачкой - тогда я поверю, что ты точно у него был". Я говорю: "Нет, с Мальчиком не пойду - боюсь, отстанет". - "Ну, иди один. Я даже дверь закрывать не буду".

Завадский всегда встречал меня с радостью... С порога я выпалил: "Она согласна. Когда мы даем распределение?". Юр Саныч снова звонит Вэ Пэ: "Фаина согласилась играть даже могильщика. Помнишь такую мужскую роль?".

- Марецкая снова ответила: "Никогда!"?

- (Пауза). Больше ничего не было. Ни "Гамлета", ни чего-то другого...

- В чем же причина? Зависть?

- Не знаю (задумчиво), могу сказать только одно... В Париже у Фаины жила родная сестра - они не виделись с 20-х годов, когда Камерный театр был там на гастролях. Представь: Елисейские поля - по той стороне ходила сестра, а по этой Фаина. Друг на друга они не смотрели, но разговаривали целый день, и вдруг - в кои-то веки! - Театр Моссовета со спектаклем "Дядюшкин сон", в котором играла Раневская, едет в Париж. Вэ Пэ, которая в нем не участвовала, должна была остаться дома, но Фаина пришла к Завадскому и сказала, что она очень больна, ложится в больницу и никуда не поедет. Назавтра в 11 часов на репетиции была Вэ Пэ, которая и отправилась в результате в Париж.

Что это? (Грустно). Наверное, нехорошее время было... Сейчас представить себе такое я не могу, у нас (я о своем говорю театре) таких взаимоотношений, такого ужаса быть не может.

...В свое время Раневскую потрясла поездка в мой родной Львов - это она мне рассказывала. В 45-м Театр имени Моссовета впервые приехал во Львов на гастроли. Их встречали на привокзальной площади - там уже была приготовлена красная трибуна, оркестр... Поезд с артистами прибыл на второй путь, а с четвертого отправляли эшелон в Сибирь - тех вот людей с улицы Чапаева. Фаина увидела, что ведут интеллигентнейшую седую женщину, полезла - можешь представить? - под колесами на ту сторону, вытянула все деньги, которые у нее были, и попыталась вложить ей в руки.

По словам Раневской, ее обуял такой стыд, какого никогда в жизни больше не чувствовала. Эта украинка сказала: "Панi, я бiдна, але не така вже й нещасна. Я вам дякую". Фаина ушла с деньгами назад... Она говорила, что глаза той женщины запомнила навсегда, - в них были достоинство, благодарность и боль... После этого она во Львов больше не ездила.

На 11-летии "Бульвара Гордона" с первым Президентом Украины Леонидом Кравчуком Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

- Роман Григорьевич, а это правда, что вы хотите поставить спектакль, в котором сыграли бы Данилко, Шифрин и Галкин?

- Очень хочу. Вчера, когда мы уже выходили с артистами на поклоны, я увидел в зале Андрея и не сдержался. Нас принимали прекрасно, и настроение было замечательное, иначе таких слов я бы никогда не сказал. "Вот, - обратился я к зрителям, - сидит Данилко: он все никак не выкроит время на репетиции с Галкиным и Шифриным, не дает мне поставить спектакль. Может, не хочет с кем-нибудь из них играть? Но я-то знаю, что хочет... Умоляю, аплодируйте ему до тех пор, пока он не согласится". Бедный ребенок встал и закачал головой: дескать, согласен. Я просто мечтаю об этом, да и ему сейчас нужен кульбит, которого от него не ждут.

"ЮНЫЙ ДАНИЛКО СПРОСИЛ: "Я БУДУ АКТЕРОМ?". УВИДЕЛ Я ЭТИ ГЛАЗА И БЕЗ ПАУЗЫ СКАЗАЛ: "БУДЕШЬ!"

- Знаю, что много лет назад, когда этого бедного ребенка еще никто не знал, он подошел к вам на Крещатике...

- Эти глаза я буду помнить до конца своих дней. В Киеве у нас шли гастроли -кажется, мы привезли "Служанок".

- Это сколько же лет назад было?

- Не помню. Про годы я никогда не помню - ты должен это понять! Иду, значит, мимо Министерства культуры, а там шел ремонт, крыша светилась стропилами деревянными, и вдруг кто-то меня догоняет: "Можно до вас дотронуться?". - "Дотронься". Он умоляюще смотрит: "Я буду актером?". Увидел я эти глаза и без паузы сказал: "Будешь!". Мы разошлись, и снова я слышу за спиной: бум-бум-бум - ноги! Опять он: "Я буду актером?". - "Я же тебе сказал, - отвечаю, - что будешь". - "Спасибо!". Все!..

Прошло время, у Шифрина юбилейный вечер, и какой-то парень, которого я не знаю, показывает номер ну просто грандиозный - все мы кричали "Браво!". В антракте бегу к Фиме: "Фимуля, где ты нашел этот талант?". Шифрин удивленно: "Вы что, шутите?". - "Какие могут быть шутки?". - "Ну это же он!". - "Кто?". - "Тот парень, который в Киеве к вам подходил".

Потом появился Андрей, и я просиял: "Господи, те же глаза!". Вчера ему тоже напомнил: "Не забывай о той встрече. Сыграй хотя бы в благодарность за то, что я напророчил тебе судьбу актера".

Он обещал - будем теперь ждать...

- Напоследок: что за история произошла в прямом эфире ОРТ, когда вам позвонила туда Пугачева?

- Начинается! Это была утренняя программа на Первом канале про желтую прессу. Как Алла считает, "Бульвар Гордона" - это желтая пресса.

- Ну, это только она так считает!

- Я же и говорю, что она... Тем более я член нашего редакционного совета, и буква "В" в самом начале - значусь после Андресюка, Блохина, Боярского и Буряка. Что-то вы написали тогда про Киркорова - не помню уже что. Наверное, какую-то правду... И вот идет передача, Андрей Малахов напротив меня, люди смотрят (стоял прекрасный день - в такой не грех посмотреть телевизор). Ведущий спрашивает, что у меня общего с "Бульваром Гордона", а я защищаю нашу газету, объясняю, почему она самая лучшая. (Или массовая - кто как хочет, так ее и классифицирует, но она очень нужна этой стране). Тут звонок, и я слышу знакомый голос: "К тебе обращается Алла Пугачева!"... И как понесла на меня, наехала на "Бульвар"... От неожиданности я начал кричать: "Алла, ты сейчас не на кухне!". Потом взял себя в руки: "Вы же не домохозяйка. Тон нехороший. Почему вы не слышите, о чем я говорю?", ну и так далее.

Она опять что-то свое... "Молчать! - рявкнул. - Слушай меня!". Умолкла. Все, что хотел, я ей сказал, и тут мне показывают, что время уже закончилось. Вижу - на камерах красные огни погасли, и с радостью говорю... (Смущенно).Нет, не могу это повторить, потому что ты все равно не напечатаешь. В общем, я сказал: "Старая..." - и на букву "п", то есть манюрка, но в другом понимании. Дима, все это пошло в эфир! Что тут началось! Руководители канала прибежали с шампанским и с коньяком.

"Дима, я благодарен тебе за то, что ты меня пригласил. Сердце мое чувствует волны, которые от тебя идут. Я твой!" Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

- Еще бы - рейтинг, наверное, зашкалил...

- Тем не менее Аллу я уважаю, и она отвечает мне тем же - сама недавно призналась... "Известия" ее спрашивают: "Что вы будете делать, если закончите петь?". Она в ответ: "Мечтаю, чтобы Виктюк со мной как с драматической актрисой спектакль поставил". Поставлю с радостью...

Ну все! Больше у тебя вопросов нет...

- Есть... Я хочу сформулировать...

-...какой хитрый! Мне не дает, а себе дает. Повторяю еще раз: слова - это такие вроде волны, они единственные могут воссоздать любовь, которая в Дмитрии есть!

"НАПИШИ НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ, ЧТОБЫ ХОТЬ ЧИНОВНИКИ БЕЗ ОЧКОВ ПРОЧИТАЛИ: "ДАЙТЕ ВИКТЮКУ ЧТО-НИБУДЬ"

- Когда-то, Роман Григорьевич, вы сказали, что человек - создание бисексуальное, в котором поровну присутствуют и женское, и мужское начало. Вы и сегодня так думаете?

- Ну, это же написано во всех книжках... В каждом есть мужская и женская половинка, а у актера иначе просто и быть не может. С давних времен его воображению требовалась особая гибкость: чтобы, если это мужчина, он мог нырнуть в душу женщины, а если женщина - в мужскую. Я вот мечтал поставить с Алисой Фрейндлих, Наташей Гундаревой и Лией Ахеджаковой пьесу японского драматурга про Гитлера, причем Фрейндлих должна была играть фюрера.

- Она согласилась?

- Конечно! Там были три главных немца: Наташа, Лия и Алиса, потому что, как сказал великий, если поскрести у каждого политика-мужчины тут, возле сердца, штукатурка отпадет и проступит женская натура. Гитлер был необыкновенной истеричкой, и передать это могла лишь Алиса. Я рассказал ей о том, что, когда передовые советские части входили в Берлин, он прятался в немецком бункере. Ему говорят: "Въезжают", а он сидит со спутанной пленкой, на которой записана опера Вагнера, и ничего не слышит.

- Да он просто был меломаном!

- Возможно, искал спасения в музыке... В то время Гитлер, наверное, пальцами чувствовал, что там записано... Вагнера, кстати, он знал прекрасно, поэтому разбирал пленки и ничего не хотел слышать.

- Роман Григорьевич, 28 октября вам снова исполняется 19, и в этот счастливый день две страны, которым вы себя посвятили, Украина и Россия, обязательно, как мне кажется, должны для вас что-то приятное сделать. Не знаю, может быть, это сказки, но я слышал, что мэр Москвы Лужков дарит вам 12 миллионов долларов на строительство в столице России нового здания Театра Романа Виктюка...

- 12 миллионов? Больше! При этом он не называет это подарком, а считает своим вкладом в искусство.

- Так эти деньги уже выделены и театр будет?

- Выделены! Будет! С нового года начинаются и строительство, и ремонт - все на свете, и я твердо знаю: этот дворец света для людей будет открыт.

- Не сомневаюсь, что в России вас наградят по заслугам, но лично мне интересно, что готовит вам Украина, ваша любимая родина?

- (Якобы от неожиданности роняет ключи на стол). Ты слышишь?

- ???

- (Снова роняет ключи).

- Я понял, кажется, слышу...

- Это ответ на вопрос.

- В этом году исполнилось 70 лет Виталию Коротичу - государство не дало ему даже самой скромной награды. Отметила 75-летие легендарная оперная прима Евгения Мирошниченко...

-...я ее страшно люблю!..

- Только через неделю после ее юбилея, когда "Бульвар" написал об этом на первой странице, государство спохватилось и удостоило ее звания Героя Украины. Теперь вот вы...

- Умоляю тебя: готовь текст на первую страницу. Напиши, что я все-таки национальный герой...

-...гордость...

-...и рыцарь, который прославил Украину на весь мир. И это не я - народ так решил. В общем, пиши что хочешь, а я буду ждать. Только печатай большими буквами, потому что не все хорошо видят. Там, где логотип "Бульвар Гордона", такими же буквами поставь...

-...Виктюк...

-...и напиши: "Дайте ему хоть что-нибудь!". Пусть государственные чины без очков прочитают, хотя... Нет, Дима, я ничего не жду. Я благодарен Украине, благодарен тебе за то, что ты меня пригласил. Сердце мое чувствует волны, которые от тебя идут. Я твой!

- Роман Григорьевич, я вас очень люблю и желаю, чтобы 20-й ваш год был не хуже, а может, и лучше, чем уже прожитые прекрасные 19!

- Обещаю: с точно такими же глазами я к тебе приду и в 20.

В связи с 70-летием Романа Виктюка выдающиеся деятели искусств Украины направили письмо Президенту

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter