В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Мужской разговор

Александр ЗИНЧЕНКО: "Немцы поставили мне диагноз: две формы рака. Сказали об этом прямым текстом - предельно понятно и четко. В реанимационной палате я остался один, над дверью висело Распятие... "Нет, - подумал, - нельзя сдаваться, я буду жить!"

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 6 Марта, 2006 00:00
"Заниматься политикой - все равно что сморкаться или писать невесте. Это надо делать самому, даже если не умеешь", - советовал один английский острослов. Александр Зинченко - из тех, кто определяет новейшую историю Украины, он умеет и знает: политика - не искусство возможного, а выбор... между гибельным и неприятным.
Дмитрий ГОРДОН
"Заниматься политикой - все равно что сморкаться или писать невесте. Это надо делать самому, даже если не умеешь", - советовал один английский острослов. Александр Зинченко - из тех, кто определяет новейшую историю Украины, он умеет и знает: политика - не искусство возможного, а выбор... между гибельным и неприятным. Александр Алексеевич - один из немногих, кто имеет смелость радикально менять свои взгляды, разворачиваясь на 180 градусов, но совсем не как по команде: "Кругом! Шагом марш!". Свои поворотные решения он тщательно продумывал (все-таки кандидат физмат наук и телевизионный академик), а затем отстаивал, отметая обвинения в "предательстве идеалов". Он был секретарем ЦК ВЛКСМ и руководил ликвидационной комиссией Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи, ему прочили лидерство в СДПУ(о), а он покинул ряды социал-демократов объединенных, сохранив за собой позицию вице-спикера Верховной Рады Украины, несмотря на полуторагодичное постоянное давление прежних однопартийцев. Вскоре Зинченко уже возглавлял штаб "помаранчевой революции", затем стал Государственным секретарем Украины - главой секретариата Президента Ющенко, и пока завистники обсуждали, как из ярого оппонента Виктора Андреевича ему удалось превратиться в его ближайшего соратника, Александр Алексеевич дал памятную пресс-конференцию, отмежевавшись от ошибок новой властной команды... Говорят, власть - самое сильное возбуждающее средство, но знаменитое высказывание Эмили Бриллиант: "Все, что мне нужно, - это теплая постель, доброе слово и неограниченная власть" - не об Александре Зинченко. К тому же время упрощает все политические схемы... Был в судьбе экс-президента телеканала "Интер", с которого его "ушли", и еще один эпизод, возможно, стоивший всей прежней жизни и определивший новую... Прежде Александр Алексеевич никому не рассказывал, как два года боролся с онкологической болезнью, зато теперь смело может говорить: "У китайцев есть пословица: "Умереть нужно молодым, и сделать это как можно позднее. Вот я и стараюсь этого придерживаться". Казалось бы, неизлечимую болезнь Зинченко победил, потому что привык побеждать. "Мои родители, - однажды сказал он, - родом из Слобожанщины, где родился Иван Сирко - атаман, не проигравший ни одной битвы. Я долго изучал архивы и уверен: есть общие корни". Попробуйте победителю не поверить...

"МОЙ ОТЕЦ ОРГАНИЗОВЫВАЛ ОБМЕН АБЕЛЯ НА ПАУЭРСА"

- Александр Алексеевич, насколько я слышал, вы не случайно сделали такую стремительную карьеру в столь юном возрасте, вам вроде помог отец - высокопоставленный чекист. Опять же, по слухам, он возглавлял особый отдел дивизии, которой командовал в Германии будущий начальник Генштаба Вооруженных Сил СССР Маршал Советского Союза Николай Огарков...

- На самом деле, в карьерном росте отец мне не помогал, хотя все, что вы о нем сказали, - чистая правда. Вообще, мои представления о работе разведчиков начались с рассказов отца, как 10 февраля 1962 года на мосту Глинике в Западном Берлине легенду и гордость советской разведки Рудольфа Абеля обменяли на пилотировавшего американский самолет-шпион У-2 и сбитого над Уралом Фрэнсиса Пауэрса. Отец, собственно, и организовывал этот обмен, санкционированный Никитой Хрущевым и Джоном Кеннеди.

- Говорят, один из американских агентов, обеспечивавших операцию, с досадой бросил своему восточно-германскому коллеге: "Мы отдаем вам ювелира в обмен на сортирного водопроводчика!"...

- Недооценка противника - одна из сторон невежества - еще никогда и никому не помогала. Все это было мне весьма любопытно, поэтому я с огромным интересом посмотрел "Мертвый сезон" Саввы Кулиша со знаменитой сценой обмена. Хотя, по словам отца, события в фильме немного изменены. После просмотра картины мы подолгу с ним говорили о событиях того времени.

Отец оставил неизгладимый след в моей судьбе - ему удалось настроить меня на серьезную работу, как настраивают музыкальный инструмент, и я очень ему благодарен за качества, которые он мне привил: упорство и понимание, что все достается трудом. Никакой назидательности в воспитании не было, я ни разу не подвергался наказаниям - только личный пример родителей, их мудрость и интеллект. Отец, между прочим, получил три высших образования, причем уже в зрелом возрасте...

- После начала перестройки было принято дружно ругать комсомол, но вряд ли кто-нибудь может оспорить, что из этой молодежной организации, особенно из ее руководящих органов, вышли многие лидеры, определяющие теперь лица постсоветских государств. Вы сделали в комсомоле на редкость успешную карьеру - были заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ, затем секретарем ЦК. Если не секрет, как все-таки удалось занять столь высокие посты?

- Вовсе не секрет. Видимо, потому и удалось, что я никогда не ставил перед собой такой задачи. Говорят, все случайное предопределено. Над карьерным ростом я не задумывался - мало того, жизнь несколько раз как бы настраивала меня против определенных решений, но... они принимались. Все, например, отговаривали от переезда в Киев: мол, ты окончил Черновицкий университет, защитил диссертацию, читаешь для старшекурсников лекции - это предопределяет успешную карьеру в Черновцах. Мне прочили должность декана, потом ректора, и хотя я воспринимал подобную перспективу с улыбкой, было, согласитесь, о чем задуматься.

Тем временем начался очень важный период в истории страны - после смерти Брежнева и калейдоскопической смены нескольких генеральных секретарей в конце 84-го в воздухе запахло серьезными изменениями.

На работу в Киев я приехал в тот самый день, когда Горбачев "презентовал" перестройку. Именно 23 апреля 1985 года состоялся действительно исторический пленум ЦК КПСС, определивший совершенно новое направление развития огромной страны.

- Впервые с трибуны прозвучали слова "перестройка", "ускорение", "гласность", "плюрализм мнений"...

- К сожалению, не всегда эти слова воплощались в жизнь, между риторикой вождей и реальной жизнью была пропасть, но тогдашний настрой общества подстегивал активное участие в общественной работе. Я понял, что наука все-таки слишком индивидуальный процесс: ты остаешься наедине с компьютером, вернее, тогда еще электронной вычислительной машиной или листами бумаги...

- Ну, не просто наука - вы же, занимаясь физикой и математикой, защитили даже кандидатскую диссертацию. Чему, кстати, она была посвящена?


"Жестокое противостояние 88-89-го годов, страсти Пленумов ЦК, октябрь 93-го, когда танки били по Белому дому, - все это еще предстояло пережить". Александр Зинченко и Михаил Горбачев



- Сейчас, может, это покажется скучным, но без подробностей тема звучала так: "Влияние сильных магнитных полей на оптические спектры полупроводниковых кристаллов". Название достаточно абстрактное, тем не менее мне удалось предсказать один из эффектов, со временем подтвержденный на практике. Знаете, кстати, что самое важное? Внутреннее ощущение, как оперирование абстрактными терминами и какие-то, казалось бы, совершенно отвлеченные математические операции воплощаются в жизнь - влияние магнитного поля приводит к определенному поведению спектра, все это можно описать и предсказать...

Наверное, это предопределило мое глубокое увлечение философией. Вообще, точные науки так же, по-моему, красивы, как и философия. Математика, например... Мое погружение в нее началось с беседы с блестящим математиком Степаном Викторовичем Трофименко, чья мемориальная доска украшает сейчас дом номер 17 по улице Университетской, за 100 метров от центрального входа в Черновицкий университет.

Когда в первый раз я к Степану Викторовичу пришел, мы - четверо мальчишек - сели вокруг стола, он начал с нами беседовать и спросил: "Что такое кратчайшее расстояние между двумя точками?". Недоумевая по поводу простоты вопроса, я ответил: "Линия" и тут же услышал: "А что же такое точка?". Этот вопрос и предопределил мой вкус и интерес к математике...

-...равно как и желание докопаться до изначального, дойти до сути?

- Разумеется. Все-таки вряд ли когда-то в естественном курсе математики вставал подобный вопрос о точке. Уже в зрелом возрасте, когда я готовил диссертацию, глядя на результаты, мой научный руководитель блестящий ученый (впоследствии ректор университета) Николай Васильевич Ткач говорил: "Формула некрасива, что-то не то, нужно еще поработать". Эстетика означала завершенность...

- Оказывается, и математике эстетика не чужда...

- Она, по-моему, и есть как раз квинтэссенция этой царицы наук.

"ТРУДНО ПЕРЕДАТЬ, ЧТО ЧУВСТВУЕШЬ, КОГДА ЧИТАЕШЬ ОБВИНЕНИЯ, СОВЕРШЕННО АБСУРДНЫЕ, ГЛУПЫЕ, А НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ КРАСНЫМ ИЛИ СИНИМ КАРАНДАШОМ НАПИСАНО: "РАССТРЕЛЯТЬ!"

- Представляю себе, что значит не просто оказаться в Москве, в ЦК комсомола, но и отвечать там за идеологию в то время, когда перестройка, по выражению ее лидера, активно пошла в массы. Вы же, насколько я знаю, имели самое непосредственное отношение и к легендарной программе "Взгляд", которую, затаив дыхание, смотрела советская страна по пятницам, и к "Комсомольской правде" - одному из флагманов перемен. Интересно, наверное, было жить?

- Сказать "интересно" - значит не сказать ничего. Моя карьера в столице началась с уникального случая. Буквально дней через 10 после приезда в Москву Виктор Иванович Мироненко, с 1987-го по 1990 год бывший первым секретарем ЦК ВЛКСМ, вызвал меня в кабинет и сказал: "У нас беда - на Политбюро ЦК КПСС будет стоять вопрос о "Комсомольской правде"... Кто жил в те времена, понимает, о чем шла речь...

- Ну еще бы: в те годы тираж любимой народом "Комсомолки" составлял почти 22 миллиона экземпляров...

- Огромный, просто сумасшедший тираж... Тогда же появился термин "чернуха" - так называли материалы (в основном первополосные), "нелояльные", с точки зрения ЦК КПСС, к политике партии. Ну, скажем, фотография завода с дымящимися трубами в центре города рассматривалась как преднамеренная антипартийная акция журналистов...

В результате вопрос о наведении в газете порядка был вынесен на заседание Политбюро (думаю, с подачи Егора Кузьмича Лигачева). Говоря об этом, Виктор Иванович выглядел как-то обреченно, ему казалось, что выстоять газетчикам будет чрезвычайно трудно. У меня же то ли по молодости, то ли в силу не знаю чего подобного ощущения не возникло.

Вместе с пятью журналистами (не из "Комсомолки") я уехал на дачу, где две недели мы тщательно изучали материалы газеты - трехлетнюю подшивку пришлось прочитать раза четыре. Я понял основные профессиональные приемы и аргументы таких корифеев, как Инна Руденко, Василий Песков, а когда ясен почерк и стиль, намного легче было развеивать миф о чернухе и преднамеренности.

- Вы подошли к этому вопросу системно-математически?

- Интуитивно. Нужны были не эмоции, а аргументы. Накануне заседания Политбюро ЦК КПСС собралось бюро ЦК ВЛКСМ, на котором я выступил с докладом о работе "Комсомольской правды". Откровенно говоря, он был достаточно критичным, содержал замечания, в том числе и серьезные (мы, на самом деле, как следует поработали). Тем не менее после того, как закончил выступление, редактор "Комсомолки" Владислав Фронин (сейчас он возглавляет "Российскую газету") пожал мне руку, а ответственный секретарь Ядвига Юферова, которая теперь в "Известиях", расцеловала. Оба сказали, что такого серьезного, продуманного разбора полетов давно не слышали...

Через некоторое время у меня состоялась беседа с ныне покойным Александром Николаевичем Яковлевым - секретарем ЦК КПСС, курирующим вопросы идеологии, информации и культуры, - и вопрос рассосался: его так и не вынесли на Политбюро. Видимо, уже было не время...

Тогда я окончательно понял, что профессионалы (это уже резюме) могут найти выход из любого запутанного лабиринта и не следует в сложных ситуациях сразу опускать руки...

- Виктора Мироненко, думаю, до сих пор типает при воспоминаниях о том, что выпало на его долю после выхода на экраны фильма "ЧП районного масштаба", в котором комсомол просто сровняли с землей...

- (Улыбается)...

- А сколько шума наделала "Маленькая Вера"?! Скажите, а вам - главному идеологу ВЛКСМ - приходилось отдуваться за грехи всего Коммунистического Союза Молодежи?

- Не скрою, дискуссии были очень жаркие, сложные. В основном трудно было с людьми, представлявшими комсомол некой машиной, роботом для реализации чьих-либо установок. Гораздо легче с теми, кто видел в этой организации творческие возможности для того, чтобы состояться в таких мощных движениях, как, скажем, студенческие строительные отряды или хозрасчетные фирмы, новые центры научно-технического творчества молодежи, спортивные и музыкальные клубы...

Кооперативное движение - первый признак рыночной экономики - явно бы задохнулось, если бы не могучий поток молодежной инициативы. Сегодня можно смело сказать, что процентов 95 компаний, работающих в хай-теке, выросли из центров НТТМ, в которых объединялись ребята, хорошо разбирающиеся в новых технологиях, увлеченные компьютерами. С этими молодыми людьми, сломавшими стереотипы поведения в научно-технической среде, никаких проблем не было - не то что с функционерами, видевшими везде только чернуху. Сторонников и противников ВЛКСМ в то время было примерно поровну, случались и победы, и поражения, но, мне кажется, дух комсомола в конце 80-х-начале 90-х уже не ассоциировался с фанфарами, хлебом-солью и ковровыми дорожками. У нас были дискуссии и открытая жизнь, которая учила многому, и я очень благодарен судьбе, что удалось прожить тот период столь плодотворно.

Вы вот затронули тему "Взгляда"... Действительно, в стране, наверное, не было человека, который в пятницу не смотрел бы эту программу до ночи или хотя бы не хотел узнать: что же сегодня в передаче будет, не закрыли ли ее еще? Замечу, что смелость Любимова, Листьева, Мукусева, Политковского и Захарова была лишь внешним, экранным, так сказать, проявлением. За кадром оставалась огромная подготовительная работа - наставническая, я бы даже сказал, героическая деятельность Анатолия Лысенко, нашего земляка, выходца из Украины. Многие годы он возглавлял молодежную редакцию Гостелерадио СССР, стоял у истоков программы. Если бы не он, "Взгляд" вообще бы не состоялся - рухнул бы после первого же звонка из ЦК КПСС: "Как вы можете это безобразие допускать?!". Спасало только терпение Анатолия Григорьевича - он стал зонтиком, по которому стекали ручьи идеологического давления, и дал передаче возможность пустить корни, стать любимой, народной.

- Помню, Владимир Мукусев рассказывал мне, как в кулуарах какого-то очередного официального мероприятия совершенно случайно встретил Горбачева и, ничтоже сумняшеся, спросил: "А когда вы к нам на передачу придете?". У генсека заходили под скулами желваки, и он ответил: "Когда ваш "Взгляд" приблизится к моим взглядам"...

- В этой реплике как раз и проявилась непоследовательность Михаила Сергеевича, выступившего инициатором перемен. Демократия поджимала снизу, и его позицией стало: "А мы тут поднажмем сверху". Впрочем, это только внешняя жесткость...

Я очень хорошо помню период между 14 марта и 5 апреля 1988 года... Как известно, 13 марта в газете "Советская Россия" появилось знаменитое письмо Нины Андреевой: "Не могу поступиться принципами"...

-...и буквально на следующий день на совещании с редакторами ведущих изданий имевший славу главного противника перестройки Егор Лигачев настоятельно рекомендовал это письмо к изучению. Фактически это означало требование поддержать курс, намеченный "Советской Россией" - "Совраской", как стали именовать эту газету в демократических журналистских кругах...

- И все-таки по решению Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев организовал подготовку редакционной статьи в "Правде", в которой подтверждался курс КПСС на перестройку. Это был конец "трех недель испуга", когда в воздухе физически ощущалось напряжение: чья возьмет, действительно ли демократия победит или все рухнет?

Жесткое противостояние 88-89-го годов, страсти известных Пленумов ЦК, на которых имя Ельцина подвергалось анафеме, закончились 25 декабря 1991 года, когда в 19.38 по московскому времени над Кремлем был спущен советский флаг и СССР перестал существовать как держава. Или в октябре 93-го, когда в Москве танки били прямой наводкой по Белому дому...

Все это еще предстояло пережить, а ранее огромное, неизгладимое впечатление произвел на меня состоявшийся в июне 1989 года Первый съезд народных депутатов СССР, когда кандидатура Ельцина была выдвинута на пост председателя Верховного Совета СССР как альтернатива Горбачеву...


Джордж Буш с супругой, Александр Зинченко и госсекретарь США Кондолиза Райс

- Очищение было радикальным, правда?

- Ну просто поток свежего воздуха хлынул: совершенно нетрадиционные выступления, а сколько всего оставалось скрытым от глаз большинства! Я, например, видел закадровую работу, проводимую Сахаровым. Андрей Дмитриевич умер спустя несколько дней после того, как подписал Обращение группы народных депутатов СССР, которое начиналось словами: "Перестройка в нашей стране встречает организованное сопротивление...". Было просто физически ощутимо, какие тяжелейшие испытания выпали на долю легендарного академика и правозащитника, - его засвистывали, сгоняли с трибуны топотом ног. Это были годы гигантского противостояния типов мышления, взглядов на жизнь...

- Вам, я считаю, повезло: в столь бурное время принимать участие в принятии судьбоносных решений... Редко кому, согласитесь, выпадает оказаться на сумасшедшем сломе сменяющихся с калейдоскопической скоростью эпох...

- Скорость и вправду была потрясающая - думаю, ни одна гадалка не предсказала бы, чем это все закончится, что произойдет даже через месяц... Жизнь настолько стремительно меняла наши представления об исторических процессах, о динамике развития общества... Благодаря очередным номерам журнала "Огонек" мы стали понимать трагедию 37-го года, узнавали правду о голодоморе и об Октябрьской революции. Ни в одном спецхране нельзя было найти материалов, выплеснувшихся тогда на нас со страниц прессы и с телевизионных экранов...

Самое сильное идейное впечатление и влияние на мое становление произвела работа под руководством Александра Николаевича Яковлева, с 88-го года возглавлявшего комиссию съезда народных депутатов СССР по реабилитации жертв политических репрессий, куда я входил от ЦК ВЛКСМ. Думаю, что человек с нормальной психикой больше трех-четырех часов знакомиться с теми документами просто не мог...

- Вы их видели?

- Конечно - они были уже не в спецхране, а предоставлялись членам комиссии. Трудно передать, что чувствуешь, когда читаешь обвинения совершенно абсурдные, надуманные, предвзятые от начала до конца, глупые... Впрочем, нет, слово "глупые" не подходит - чудовищные! Того, что вменялось людям в вину, просто не могло быть, потому что не могло быть никогда...

- Под суд отдавали сплошь "английских диверсантов" и "японских шпионов"...

-...а на первой странице каждого дела красным или синим карандашом было написано: "Расстрелять!". Сильнейшее потрясение даже спустя столько лет!

Я еще раз задумался, что же произошло со страной, какая колоссальная катастрофа была пережита людьми того поколения. Уверен, годы работы в комиссии по реабилитации определили мои последующие взгляды на жизнь, стали фундаментом знаний о человеческой природе...

- Вы вспоминали о дискуссиях внутри комсомола - и что же? Додискутировались до того, что Коммунистический Союз Молодежи приказал долго жить. Каково было вам возглавлять ликвидационную комиссию ВЛКСМ?

- Последний - XXII чрезвычайный - съезд в сентябре 1991 года рассмотрел единственный вопрос: "О судьбе ВЛКСМ" и принял решение подвести под существованием этой организации черту. Была образована Ассоциация 15-ти Союзов Молодежи, а меня избрали ее руководителем, посчитав: только представитель одной из национальных республик может адекватно оценить, что происходит в этом огромном всесоюзном хозяйстве. Этим я занимался почти год - до июня 92-го, хотя о том, что комсомол - возрастная организация, где не собираюсь долго работать, в первый раз заявил еще в 90-м. Коллеги знали эту мою позицию - на бюро я совершенно откровенно сказал: "Месяц-два - и все, хочу назад, в Киев"...

Тем не менее события разворачивались так быстро! Виктор Мироненко просил меня серьезно позаниматься еще многими вопросами, я весь был в этом процессе. Если бы трансформация шла гладко, наверное, в моей душе и в биографии все происходило бы совершенно иначе, но уж слишком большая ответственность на меня легла, и нужно было понять, что в перспективе... Сделав все, что было в моих силах, в июне 92-го года я вернулся в Киев...

"БОЛЬ БЫЛА ЖУТКОЙ - ДАЖЕ ВОЛОСКА НЕ ХОТЕЛОСЬ КАСАТЬСЯ"

- После этого в вашей жизни произошло очень многое: стремительное вхождение в большую политику, руководство "Интером" и громкий уход с этого телеканала, работа в СДПУ(о) и разочарование в социал-демократах объединенных, вице-спикерство в Верховной Раде, комиссия по Мукачево и руководство предвыборной кампанией Виктора Ющенко... Было, правда, еще одно событие, о котором публично вы никогда не рассказывали, - я имею в виду вашу тяжелейшую болезнь. Несколько лет назад прошел слух, что Александр Зинченко одной ногой стоит на краю могилы и на этом свете уже не жилец. Тем не менее вы победили, выздоровели, превозмогли боль, снова встали в строй и ваша судьба сделала совершенно новый виток. Что же с вами произошло?

- (Вздыхает). Об этих вещах говорить очень сложно, хотя, казалось бы, слава Богу, все уже позади... И все-таки даже в воспоминаних трудно еще раз касаться того, что случилось....

Я очень активно занимался спортом, у меня не было никаких оснований подвергать сомнениям свою физподготовку или качество жизни...

- У вас же, по-моему, пояс по карате...


Александр Зинченко много лет занимается карате, имеет черный пояс, шестой дан. С семикратным чемпионом мира по карате-до Хитоши Касуя



- Да, черный пояс, шестой дан, поэтому со здоровьем все всегда было в порядке. И вдруг в 2000 году я начал понимать: что-то не так. Причем ощущение было всецелым: не то чтобы заболел какой-то один орган - появилось общее состояние некой нестабильности. Я никак не мог найти причину происходящего, а тем временем многие процессы в организме усугублялись. В один из дней, услышав, как врачи зашушукались и какая преамбула предшествовала нашему разговору, я понял, что произошло нечто очень серьезное...

Мне объявили диагноз, хотя и попытались смягчить ситуацию, ссылаясь на то, что он еще не окончателен. Может, давали шанс... (Замолкает).

...Я благодарен киевским медикам - они попросили меня действовать максимально стремительно, сказав, что в Украине мне вряд ли кто-либо сможет помочь...

Не теряя времени, через 7-10 дней я уже был на встрече с лучшими специалистами мировой медицины. Немецкие врачи в течение двух с половиной лет боролись за меня, уже установив окончательный диагноз... Он был очень сложным... Предельно сложным...

- Простите за неэтичный вопрос: как он звучал?

- (Пауза). Две формы рака... Наверное, самое большое потрясение я испытал, когда мне об этом сообщили... До сих пор переживаю тот миг и считаю: я выжил, потому что правильно среагировал на слова медиков, не впал в прострацию. Многие ведь воспринимают онкологический диагноз по-разному...

- А сказали прямым текстом?

- Предельно понятно и четко...

- И даже сообщили, сколько вы еще сможете прожить?

- Так вопрос не стоял, хотя приблизительно срок был понятен...

- Какой?

- Думаю, речь шла примерно о трех годах...

Немецкие специалисты сделали все возможное, чтобы задержать развитие патологических процессов, но, видимо, не могли их остановить, поэтому пришлось, наверное, не просто взять себя в руки - думаю, в тот период состоялось главное в моей жизни...

То, что я испытал, не идет ни в какое сравнение с тем, о чем мы с вами до этого говорили: какой бы головокружительной ни была карьера и успешным воспитание...

-...все отошло вдруг на задний план...

- Абсолютно... Покоя не давала одна мысль: удастся ли выбраться из болезни, остановить этот процесс...

Я бесконечно благодарен своей семье - жене Ирине, с которой мы полюбили друг друга, когда нам было по 15 лет, дочкам Екатерине и Александре... Мои близкие - очень мужественные люди, они правильно поняли ситуацию, и мы договорились быть друг с другом предельно честными. Я пообещал родным сделать все возможное и невозможное, чтобы развитие недуга не было слишком быстрым, а они очень мужественно встретили испытания...

...Я очень люблю своих близких, семью: без них я бы с болезнью не справился...

С апреля 2001 года каждую третью неделю я отправлялся в Германию - меня ждали пять тяжелейших суток, которые необходимо было перенести...

- Химиотерапия?

- Да, жесткая "химия", мощность которой усиливалась, - на второй год проводилась уже потрясающе мучительная процедура, причем каждый раз выходить из этого состояния было все тяжелее и тяжелее...

Боль была жуткой, особенно вначале - не хотелось касаться какой-либо части тела, даже волоска... Было ощущение, что только в полном покое можно хоть как-то все эти ощущения переносить. Я старался справляться с ситуацией, пытался выполнять физические упражнения...

Сейчас я хочу сказать тем, кто оставил надежду: не нужно этого делать, не существует дня или часа, когда стоило бы подвести черту: "Все!". Бороться за себя необходимо до конца, до последнего вздоха...

Думаю, выстоять мне позволила сумма нескольких обстоятельств. Во-первых, безусловно, профессионализм немецких врачей, которые помогли стабилизировать ситуацию. Во-вторых, удалось прочитать ряд серьезных, не шарлатанских, на мой взгляд, работ, где утверждалось: чтобы бороться с конкретными проявлениями болезни, необходимо восстанавливать так называемый "остов", то есть физическое состояние. Все, что за две недели между процедурами я мог сделать, - упражнять тело и дух. Можете представить, как тяжело было в моем состоянии приседать или делать духовную гимнастику...

- Так вы "качались"?

- Сначала "качанием" это бы не назвал - был период, когда (стыдно сейчас говорить) я не мог отжаться от пола даже полраза. Разумеется, после физической формы, которая у меня была, это казалось катастрофой. Прогулка - не больше 100-150 шагов: трудно было с этим смириться! Постепенно я начал проходить 500, затем 1000 шагов, потом настал черед быстрого темпа...

Я завел блокнот, в котором отмечал, например, что сначала отжался полраза, потом - три раза по полраза и три раза по разу. Так и считал день ото дня - пять, 10, 15.... Когда стал отжиматься 15-20 раз, почувствовал, что могу "удержать остов" хотя бы внешне.

Теперь я очень хорошо знаю: с любой бедой человек может справиться сначала духовно и только уже потом физически.

Мне повезло с несколькими потрясающими книгами и музыкой - я слушал ее много, причем классику. В критические моменты ты абсолютно свободен от попсы, отходит вообще все, что привлекало в обычной жизни...

Меня просто поразил Рахманинов. Я слушал его и прежде, но многого не понимал, а тогда каждая нотка казалась гениальной.

Хорошо помню день и час, когда волна энергии прошла по мне снизу вверх, и в первый раз за долгое время я почувствовал: вторая часть концерта Рахманинова мощно стремится от минора к мажору. Это было цельное энергетическое ощущение...

"ГЛАВНОЕ - НИКОГДА НЕ ВПАДАТЬ В ОТЧАЯНИЕ"

- Потрясающе!..

- Я стал завсегдатаем музыкального магазина в Мюнхене, немецкие продавцы-консультанты заранее подбирали мне диски...

Теперь у меня полная коллекция Рахманинова, я очень хорошо знаю произведения этого композитора, но самым важным был тот первый момент энергетического толчка, укрепивший меня в вере: "Да, возвращение к жизни возможно...".

Помог мне и академик Норбеков - как многие миллионы наших сограждан, я читал его книги, и всем советую: внимательно их изучайте! В свое время он был обречен, но стал, несмотря ни на что, серебряным призером чемпионата СССР по карате, обладателем черных поясов в двух видах восточных единоборств и блестящим ученым - у человека вся жизнь оказалась впереди. Один из советов Норбекова: "Какой бы страшный диагноз тебе ни поставили медики - нужно не отчаиваться и от души верить, что с болезнью ты справишься".

...Музыка, книги, глубокое, всепоглощающее желание не просто выжить, а жить полноценной жизнью и, конечно, поддержка семьи - в целом это сформировало некий защитный слой, давший возможность вырваться из болезни...

Помог и случай, который вспоминаю до сих пор, - вероятно, он был послан Богом... Будучи вице-спикером, я сидел в президиуме Верховной Рады, и вдруг ко мне подошел космонавт Леонид Каденюк. Леня протянул листок бумаги, на котором был записан номер телефона, и сказал: "Может, тебе понадобится...".

У меня уже было много случайных встреч с целителями, которых мне советовали знакомые, но я не увлекался нетрадиционной медициной и такой тип лечения возможным для себя не считал. А в тот момент почему-то сразу по этому номеру позвонил...

Через полтора часа, ненадолго отпросившись у Владимира Михайловича Литвина, я уже встретился с человеком, чей телефон и дал мне Каденюк.

Китаец, блестяще владеющий иглотерапией, сказал мне: "Помогу!" и, предварительно продиагностировав, начал со мной заниматься. Он взялся помочь, хотя, конечно, сразу эффекта не обещал...

Возникла и еще одна чрезвычайно сложная ситуация, убедившая меня: действительно, человека ведет по жизни судьба, не все зависит от его усилий...

Немецкие доктора считали, что мне нужна операция. К определенному времени я должен был приехать в Германию, но, к моему огромному удивлению, получил по электронной почте послание: мол, из-за того, что на складе не оказалось какого-то компонента, хирургическое вмешательство откладывается. Мне пообещали сообщить новую дату - речь шла приблизительно о двух неделях, - и вдруг я почувствовал эффект от лечения, предложенного китайским специалистом: на щеках появился румянец, я стал лучше ходить. Именно в эти две недели, ну представляете!

Когда снова пришло электронное письмо с приглашением на операцию, я спросил иглотерапевта: "Нужно мне туда ехать?". - "Если поедешь, - прозвучало в ответ, - я тебе ничем помочь не смогу...".

- Вот и попробуй тут выбрать...

- Да (вздыхает), дилемма... Я еще не знал, будет ли эффективным это лечение, а в Германии мною все-таки занимались лучшие - мирового класса - специалисты...

- Не дай Бог в подобной ситуации оказаться...

- (Пауза). Я не мучил своих родных вопросами, как целесообразнее поступить, - считал, что решение нужно принимать самому. Определившись, отложил поездку и доверился китайцам.

Видимо, меня уже так распирало желание жить, что я взялся за себя всерьез... Сейчас, когда вспоминаю свои тогдашние достижения (возможность раз 20 отжаться от пола), разумеется, они кажутся смешными... Меня ждали восемь месяцев регулярных трудов - без выходных и пауз, постоянная нагрузка. Сегодня я ежедневно занимаюсь китайской духовной гимнастикой Цигун, делаю специальные упражнения, описанные в книге Питера Кэлдера "Око возрождения - древний секрет тибетских лам". Советую всем воспользоваться этой замечательной гимнастикой - она дает энергетическое вдохновение, причем практиковать ее желательно каждый день.

Все это дало мне совершенно другое качество жизни. В апреле 2003 года все начало становиться на свои места, а уже к лету-осени, слава Богу, болезнь отступила. Я стал бегать, вернулся к тренировкам, сейчас занимаюсь своим любимым видом спорта, очень активно работаю. Теперь вот хочу подвести под той частью жизни небольшую черту...

- Интересно, а у вас были моменты, когда казалось: уже все, не хотелось даже бороться?

- (Вздыхает). Конечно... Вспоминаю один эпизод... Раз уж мы об этом заговорили... (Умолкает)...

...Летом 2002 года мне стало легче, и врачи дали возможность примерно месяц отдохнуть. Если каждые три недели проходишь определенный курс химиотерапии и вдруг пропускаешь его хотя бы один раз, для организма, не получающего дополнительной дозы лекарств, которые так тяжело переносить, это, безусловно, облегчение.

Видимо, улучшение было кажущимся, но мы с женой успели немного отдохнуть у моря в Крыму, и почему-то я не очень хотел ехать на лечение снова. Ирина говорила: "Саша, нужно спешить - уже все сроки вышли", а мне от одной мысли становилось плохо, я чувствовал огромный внутренний протест, даже билеты взять никак себя заставить не мог...

И все же вернуться в Германию пришлось. В клинике перед началом очередного курса процедур нужно обследоваться, и первый же результат анализов поверг медиков в шок: параметры, которые в норме должны быть в рамках 140-250 единиц, оказались равны двум!

Меня направили в реанимационную палату. Я пытался спорить, ведь пришел в больницу своими ногами, чувствовал себя контролируемо, и вдруг услышал: "Постельный режим. Реанимация". До сих пор была палата на несколько человек, а тут я остался один, над дверью - Распятие, обстановка весьма специфическая...

Тогда я подумал: "Нельзя сдаваться". Взял самоучитель английского языка, еще раз послушал Рахманинова и сказал себе: "Нет! Жить я буду!".

Уверен: главное в борьбе за себя - все-таки внутренний настрой.

- Вы даже не представляете, насколько важен ваш откровенный рассказ для миллионов людей - многие из них с чем-то подобным сталкиваются или, не дай Бог, столкнутся... Почти всегда, услышав онкологический диагноз, человек понимает: это - конец, и то, что вы выжили, победили недуг, дает очень серьезный шанс тем, кто болен и читает сейчас это интервью...

- Повторю: самое главное - никогда не впадать в отчаяние. Оно - худшее состояние, только усугубляющее любую болезнь. Нужно все сделать, чтобы духовные силы стимулировали выживание, вернее, даже не выживание, а жизнь. Должна быть абсолютная убежденность: надо бороться (помните название известного фильма Бориса Галкина "И будем жить"?)...

Поверьте, перед вами откроются неизведанные до сих пор страницы бытия, на многие явления вы сможете посмотреть совершенно иначе. Я имею право так говорить: никакой предопределенности в болезнях нет, даже в самых тяжелых случаях! Дай Бог всем, кто столкнулся с подобными проблемами, не отчаиваться и начать интенсивно заниматься собой...



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось