Режиссер Юрий ОДИНОКИЙ: "Во время "помаранчевой революции" я 16 ночей дежурил на наметах. Атмосфера там была замечательная! Меня, например, инструктировали, как под танки ложиться..."

Театральный режиссер Юрий Одинокий относится, на мой взгляд, к той категории одаренных людей, которые с поистине маниакальным упорством ищут "свою долю и свiй шлях широкий". Сегодня он успешный, признанный и увенчанный. Последние 10 лет почти каждый сезон приносит ему награды, на него ходит умный зритель, а все его спектакли - будь то авангардная комедия по Макиавелли или путь духовных исканий по Достоевскому - вызывают повышенный интерес. При том, что Одинокий никогда не заигрывает с публикой. Он считает себя последователем Эймунтаса Някрошюса, хотя, на первый взгляд, сравнивать их трудно. Если из Някрошюса выползаешь, как из тяжелой болезни, весь изможденный, облезлый и обглоданный до скелета, то смотреть Одинокого - все равно что в отпуск ездить: жалко, когда кончается. Тем не менее и один, и другой - это психоделический театр, расширяющий сознание и уводящий к едва различимым метафизическим горизонтам - куда-то туда, где сцена, в общем-то, заканчивается. В этот момент очень хорошо понимаешь, что театр - искусство сектантсткое, во многом дискомфортное и мучительное, и, наверное, далеко не всем нужно в него ходить. Пять постановок Одинокого ("Комедия о прелести греха", "Мелкий бес", "Зрители на спектакль не допускаются", "Женитьба", "Братья Карамазовы") заработали в общей сложности девять "Пекторалей", и в этом отношении молодой украинский режиссер пока безусловный лидер. Однако часть культурных митцiв настороженно относится к его одинокому триумфу и даже считает его человеком, обласканным властями. Ну талантливых и преуспевающих у нас по-прежнему не любят, это факт. А по поводу обласканности, легко себе представить, как приласкала бы Одинокого власть, если бы "помаранчевая революция", активным участником которой он был, провалилась.

"КОГДА ХУДРУК СИДИТ НА СВОЕМ МЕСТЕ 10 ЛЕТ, ТЕАТР ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НОРУ ХОМЯКА"

- Юрий Дмитриевич, после последней "Пекторали", на которой вы всех победили, опять пошли разговоры, дескать, премия себя дискредитировала, не отражает ситуацию, да и нужна ли она вообще...

- Мне неоднократно задавали вопрос: не считаю ли я, что премия себя дискредитировала? Я не считаю! Легче всего говорить... Труднее всего что-то сделать.

Если "Пектораль" не отражает, придумайте альтернативную премию и отражайте себе как считаете нужным. Сейчас у нас, знаете ли, время прямой демократии... Кстати, альтернативная премия уже была. Просуществовала почему-то всего год.

"Пектораль" - единственная в Украине театральная премия. Вы полагаете, это нормально, что такая страна, как Украина, не будет иметь своей театральной премии? Не говоря уже о том, что необходима всеукраинская премия, которая станет еще более почетной, пафосной и престижной. Как, например, "Золотая маска" в России.

- Ну в России немножко другая ситуация. Там есть кого награждать.

- Да, в России, действительно, полегче с этим. У нас похуже. Но, понимаете, в чем дело... Ведь долгое время театральную культуру в Украине не особенно чтила власть и ничего не делала, чтобы эта культура развивалась.

- А сейчас она уже делает?

- Я думаю, что пока новая власть немножко не знает, что делать... Нужна новая идеология, мудрые советники. Наполеон говорил: "Если хочешь побеждать, окружи себя мудрыми советниками". Я не знаю ситуацию там, наверху, но она, наверное, как-то решится. Во всяком случае, есть здоровые тенденции.

Например, такая: театры на конкурсной основе два года возглавляет интендант. То есть приходит главный режиссер, который именно на это время определяет стратегию театра. После чего оргкомитет решает, сделал что-нибудь этот человек для театра или нет.

Посмотрите, Жолдак в Харькове за два года совершенно убитый театр превратил в европейский. Вот это интендант!

И посмотрите, что сделал Резникович, который 10 лет тут просидел! Театр загнил, оппозицию уничтожили... Он же убил этот театр! А вспомните, какой была Русская драма 10 лет назад? Какие тут спектакли шли?! Шлягеры!

Вообще, при варианте, когда худрук на своем месте сидит годами, под его вкусы все причесывается-расчесывается, все передовое и новое угоняется и убивается, а театр постепенно становится очень удобной кормушкой-поилкой для своих близких и приближенных. Начинается кумовство, заводятся блохи... В итоге театр превращается в нору хомяка.

- Как правило, подобные проблемы возникают исключительно в репертуарных театрах.

- А какие у нас еще есть?! У нас же нет продюсерских театров. Все в законы упирается. У державы нет в бюджете денег, так сделайте закон о меценатстве! И тогда бизнесмены со вкусом сами начнут меня искать и говорить: "Юра, у нас есть деньги, и мы хотим, чтобы именно вы у нас поставили". Пусть это будет под вывеской какого-нибудь банка или фирмы "Фокстрот"...

- Ну где же взять людей не только с деньгами, но еще и со вкусом? Вон Дмитрий Богомазов который год пробивает свою "Вiльну сцену", и что-то не много меценатов со вкусом мечтают в него вложить.

- Закон нужен! И люди появятся. Я уверен, они есть. Просто до недавнего времени было совершенно невыгодно вкладывать в театр. Потому что спонсорские деньги облагались чуть ли не тройным налогом, тяжело возвращались... Все налогами забили, заглушили, и естественно, ничего нет. Если забетонировать площадку, вряд ли сквозь нее что-нибудь прорастет. Сквозь асфальт еще может что-то пробиться, а через бетон - нет.

Уберите налоги с кино! И кинематограф поднимется. Все законами делается. Любая ситуация в стране. Культурная в том числе.

"ТЕПЕРЬ ХОСТИКОЕВЫ ДЛЯ МЕНЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ ЗАБОЛЕЛИ"

- Ваши "Братья Карамазовы", взявшие премии в восьми номинациях, произвели настоящий фурор, но я знаю, что в процессе работы у вас возникали серьезные проблемы.

- Да особенных проблем не было. Просто Хостикоев неожиданно нанес удар...

- Не ожидали?

- Не ожидал... До этого его шага мы с Толей вроде бы нормально общались, у нас были приятельские отношения, и Хостикоев неоднократно говорил: "Давай что-нибудь поставим в нашей антрепризе". И вот наконец я его занимаю, распределение два месяца висит в театре, он ходит на читки... Потом вдруг звонит: "Я заболел" - и ничего толком не объясняет.

Ну так люди не делают! Если бы я, к примеру, не был уверен в том, что смогу участвовать в каком-то проекте, то предупредил бы: "Знаешь, возьми еще кого-то на мою роль, мало ли, вдруг я заболею...". А Хостикоев ушел, не предупредив. Демарш такой!

Правда, теперь он жалуется в прессе, что ему не дают ролей, Ступка его гнобит и так далее. Странная ситуация...

- Анатолий Георгиевич, уходя, еще и сына своего Гошу прихватил, который должен был играть Алешу Карамазова. Или Гоша тоже заболел?

- Я думаю, тоже заболел. Наущенный Анатолием Георгиевичем... Ну и ладно. Пусть болеют! Теперь они для меня заболели на всю жизнь. Вот это я точно могу сказать.

- Не слишком ли вы категоричны?

- Только категоричен! Только! Такой я человек...

- Не боялись браться за страшного и совершенно несценичного Достоевского?

- Мне кажется, это дурной тон - обращать внимание на стереотипы: сценичен - несценичен. Я, например, Достоевского вижу почти сериальным - такой искатель Бога пополам с пьяным шабашем. Да и, может, это Достоевский меня нашел, а не я его.

- По-моему, он вас уже не первый раз находит...

- Когда-то я пытался ставить "Идиота" в театре Митницкого, инсценировку даже написал, но там не сложилось из-за конфликта с худруком. На каком-то этапе у нас не получилось найти общий язык, и я ушел из театра.

- Что за конфликт?

- Ну это дела давно минувших дней... Митницкий просто влез в постановку, чего раньше, в общем-то, себе не позволял, а я болезненно отношусь к таким вещам.

На мой взгляд, творческий акт такой же многообразный и многоплановый, как половой. Если вообще возможны подобные аналогии... Но в любом случае это что-то интимное, куда никто посторонний не должен влезать. Кроме того, существует известная формула: быть режиссером чужого спектакля крайне легко. Свой сделать гораздо сложнее.

- Не тяжело вам быть вольным художником?

- Тяжело, наверное... Ты постоянно как бы нигде. Но с другой стороны, у тебя гораздо больше свободы и ты ни перед кем не должен отвечать, кроме как перед Господом Богом. К тому же если я прихожу в театр, то я и назначаю кого хочу, а не как мне диктует худрук или ситуация в коллективе. Как, например, Митницкий, с которым у меня были постоянные конфликты. "Не назначай Горянского и Линецкого", - говорил он мне. А я его все время обманывал...

"ИНТЕРЕСНО БЫЛО БЫ СПРОСИТЬ МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА, В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ЕГО ТЕАТРАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ?"

- Вам не скучно в Киеве? Пространство здесь все-таки безвоздушное.

- Безвоздушное, да... Здесь существуют совершенно закрытые театры, каким опять же до недавнего времени был тот, где мы с вами сейчас сидим (мы сидим в "Доме Бергонье" рядом с Русской драмой. - Авт.). И пока существует такое законсервированное положение вещей, ничего не изменится.

Тут по-прежнему будут тихо радоваться своим карманным успехам, изгоняя искусство и на корню уничтожая все прогрессивное, живое и светлое.

Например, все спектакли, которые за последние 10 лет в театре Резниковича выходили более-менее удачными, почему-то очень быстро снимались с репертуара. Вот интересно было бы спросить Михаила Юрьевича, в чем заключается его театральная позиция?

- Ну и спросили бы...

- А мы с ним не общаемся. После того как 10 лет назад Кучма здесь абсолютно безпiдставно, по беспределу снял Митницкого и водрузил Резниковича, мы, молодые режиссеры, пошли тогда к новому худруку, высказали свою гражданскую позицию и отказались от постановок.

Тогда здесь шел мой спектакль "Влюбленная бабочка", который номинировался на "Пектораль", и Резникович его снял. Я пришел к нему и говорю: "Михаил Юрьевич, можно мы на Малой сцене покажем спектакль "пекторальной" комиссии?". Он придумал какую-то туфту и хитро отказал.

- Тем не менее свое дальнейшее развитие вы связываете с Украиной?

- А я украинец. Мне интересно здесь работать. Революция сейчас открыла возможность поднимать театральную культуру и выводить ее на европейский уровень. Это нужно делать, и у меня много амбиций и энергии. Я хочу, чтобы моя страна была одной из ведущих - талантов у нас хватает. А вот организаторов нормальных, которые могли бы эти таланты как-то направить, пока нет.

- Вы когда-то собирались с Меньшиковым ставить "Игроков" по Гоголю, но этот проект очень быстро накрылся. В чем там дело?

- А там Олег Евгеньевич захотел сам ставить, кое-что используя из моих наработок. Он меня пригласил и поначалу хотел быть продюсером, потом захотел сыграть Утешительного... А потом начались репетиции, и как-то все не заладилось.

Олег Евгеньевич - человек очень осторожный, и видимо, ему в какой-то момент показалось, что я вариант ненадежный или не его вариант... Да ради Бога!

- Режиссер - профессия авторитарная. Как вы взаимодействуете с артистами?

- Ну, во-первых, когда я прихожу в театр, то сразу вижу, кто мой актер, а кто - нет. Пять шагов делаем - и уже понятно: с этим я больше никогда не буду работать, а этот человек - не-ис-чер-па-ем. Вообще, с единомышленниками можно делать просто потрясающие вещи!

- Поощряете импровизации, собственное видение?

- Собственное видение в рамках видения всего спектакля поощряю. Импровизацию только на репетициях. Вся импровизация должна закончиться премьерой. Артисты ведь часто идут на поводу у зрителя и начинают подыгрывать зрительской реакции. Это чудовищно, отвратительно, и бороться с этим крайне тяжело. Артист должен вести зрителя за собой, а не наоборот - идти за зрителем. Но это уже вопросы вкуса, который очень трудно воспитывать у актеров.

"ОДИНОКОМУ - РАЗРЕШИТЬ!" - НАПИСАЛ ПЕЛЕВИН"

- Не так давно вы поставили в Театре на Печерске "Пять рассказов Пелевина". С Виктором Олеговичем лично не знакомы?

- Я к нему обращался, мы виделись, и он благородно позволил мне ставить свои произведения. Пелевин - потрясающий человек, с удивительным взглядом, энергетикой... У меня дома хранится бумажка, на которой он написал: "Одинокому - разрешить!". Фамилия моя, видимо, ему понравилась.

- А у вас действительно очень подходящая фамилия для современного украинского режиссера.

- Ой, я и не такое слыхал по поводу своей фамилии... Типичный вопрос журналиста: "Скажите, а вы в жизни одинокий?". Одинокий - это же не псевдоним, а настоящая фамилия, которая досталась мне от папы. Накладывает ли она какой-то отпечаток? Может, и накладывает. Кто его знает... Все мы кузнецы своего счастья, и если хотим чувствовать себя одинокими, то мы одиноки, а если не хотим, то неодиноки.

- Одиночество вообще-то штука полезная...

- Полезная, да. Для творчества... Я очень люблю оставаться один где-нибудь в чужом городе. Тогда ты собираешь мысли в кучу, себя в кучу. Особенно когда готовишь новую работу.

- Читаете о себе, что разные критики пишут?

- Иногда читаю, иногда не читаю... Существует категория критиков, считающих себя очень крутыми, а нас всех такими недоносками, которые не понимают ни истины, ни смысла. Естественно, это всегда вызывает обратную реакцию: сам дурак, иди на фиг и читать тебя не буду... Подобная критика деструктивна, она озлобляет. А есть люди умные, которые, даже критикуя, относятся с уважением к тому, что мы делаем. Писать-то легче...

- Да? А вы пробовали?

- Ну я даже по разговорам знаю. Говорить всегда проще. "Этот кретин, тот дурак...". А ты поди сам сделай! Возьми подними это! Свое здоровье потрать, силы, талант... Поток этот найди... Божественный! Который и рождает все... Сотворишь все это, а потом кто-то придет и начнет плеваться. Это же хамство. Вот хамства я не люблю.

А когда умный собеседник - это хорошо, это полезно. Андрей Жолдак мне рассказывал, что, например, в немецком театре завлит сидит рядом с режиссером и кусает его всю дорогу, пока тот ставит. Вот если бы кто-то в процессе помогал, а не потом. Зачем мне потом?! Я что, могу что-то изменить? Если бы критики приходили на репетиции, сидели, смотрели, может, это было бы продуктивно.

- Ну как только критики начинают ходить на репетиции, сразу же начинается процесс прикармливания...

- Согласен. Это рождает домашних критиков, таких трубачей, которые будут трубить об успехах театра и всячески его прославлять. Резникович тоже хотел у себя целую орду придворных писателей организовать. Но что-то не получилось.

"ЕСЛИ БЫ НЕ РЕВОЛЮЦИЯ, БЫЛИ БЫ МЫ СВАЛКОЙ РАДИОАКТИВНЫХ ОТХОДОВ И ОКРАИНОЙ РОССИИ"

- Вы как-то обмолвились, что режиссерская работа - это не результат идей и мыслей, а результат пустоты. Я понимаю, что в данном случае имеется в виду буддистское понятие пустоты. Но все равно пустота - это когда ты никуда не включаешься.

- Нет. Пустота - это когда ты ни к чему не привязан. Такая пустота в буддизме - это сознание Будды, по Кастанеде - это остановка мира, в цигун - состояние тишины. Когда ты останавливаешь свои мысли, ты ощущаешь мысли Бога. И если это периодически делать, ты поймаешь поток, который рождает все.

Пустота - это промежуточное состояние между человеком и Богом. И так во всех религиях. Пустота - не самоцель. Пустота - это ступенька. Она родила мир, она родила все. У Вуди Аллена есть: "Я чувствую пустоту". - "Какую пустоту?". - "Такую пустую пустоту"...

- А Питер Брук говорил, что театр - это работа с энергиями...

- Совершенно верно. Пустота - это способ услышать энергии. Если ты живешь только своим рассудком - это путь бесконечного копирования самого себя. И человек очень трудно выходит из такого состояния. У него есть стереотипы, по которым движутся его мысли и чувства, и без медитативной практики из этих стереотипов не вырваться.

- А по-моему, пустота - это все-таки ужасно. Особенно в голове.

- А по-моему, это самое святое... Даже когда ты на репетицию приходишь, важно не свои заготовки использовать, а начинать с пустоты. Я не имею в виду концептуальное видение или ткань спектакля.

Божественный поток сымитировать нельзя! Это будет погремушка. Поэтому каждую репетицию я начинаю с того, чтобы полностью опустошить свое сознание от всего, что знаю. Вот тогда и происходит включение. Это удивительная вещь! И особенно удивительная, когда оно вдруг подсказывает тебе то, до чего в обычном состоянии ты бы не дошел. Такой прыжок небольшой.

- По большому счету, творчество и есть метафизический прыжок...

- Виктюк в таких случаях говорит, что он подключается к Богу... Ну я не стал бы это так популистски обзывать. Хотя по сути он очень точно определяет момент включения и подсоединения к чему-то высшему. К ноосфере... Она ведь существует.

- Вы человек религиозный?

- Ну до певної мiри.

- В церковь ходите?

- Хожу... Но существует живая религия и догмы. Распяли Христа - это догма, а Христос был живой религией. Тут надо еще суметь сердцем отличить живое от неживого.

- На премьере "Братьев Карамазовых", которая состоялась в середине ноября прошлого года, вы вышли на поклон в оранжевом свитере... Я тогда подумала, что вы, видимо, неравнодушны к процессам, происходящим в нашем обществе.

- (Скромно). Я участник "помаранчевой революции". Стоял на охране палаточного городка...

- Что, думали, без вас не обойдутся?

- Понимаете, я долгое время интересовался политикой. Очень мне больно было за страну, за ее разграбление и уничтожение. Казалось, что этот процесс неостановим. А революция все взяла и изменила!

- Вы сейчас оптимистично смотрите в будущее?

- Оптимистично. Многие думали: "Ну вот придет Ющенко к власти, и на следующей неделе мы уже будем жить совершенно иначе". Так ведь не бывает. Это длинный путь. И наше государство на этот путь цивилизации вступило. Важно, что мы сейчас идем не в трясину, как шли 10 лет, а из трясины. А если бы Кучма с Януковичем победили, мы бы превратились в какую-нибудь Колумбию.

Ни для кого ведь уже не секрет, что в Украине вовсю отмывались наркотические деньги, наркомафия открывала здесь сеть казино-магазинов... Если бы не революция, были бы мы всю жизнь, во-первых, окраиной России, а во-вторых, окраиной мира и свалкой радиоактивных отходов. А теперь все не так. И как здорово, что все не так! Не зря мы на баррикадах мерзли...

- А вы и на баррикадах мерзли?

- Я 16 ночей дежурил на наметах. Это все мне напомнило Запорожскую Сечь. Думаю, запорожцы так и делали когда-то. Посъезжались из всей Украины и стояли насмерть. Не пили... На Майдане тоже пьяных вышвыривали на моих глазах. Вообще, атмосфера там была удивительная!

- Да уж, просто праздник какой-то...

- Нет, были, конечно, и неприятные моменты. Например, когда в ночь с 28 на 29 ноября (мы как раз баррикады строили) был дан приказ нас всех уничтожить. Но побоялись... Наверное, силовики заступились - СБУ пошла против МВД.

Знаете, все это было, как вчера. До сих пор прохожу по Крещатику мимо "Перлини", напротив которой стоял штаб "Київщини", и с такой тоской смотрю на дырочки в асфальте от палаток.

"КОГДА НАС СТАЛИ АВТОБУСАМИ ОКРУЖАТЬ, ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО СТОЛКНОВЕНИЯ НЕ МИНОВАТЬ"

- Вы понимали, что если Янукович победит, вряд ли новая власть вас облагодетельствует?

- Я понимал, что тогда мне, естественно, ничего не светит, никаких постановок не дадут, особенно учитывая мою революционную деятельность. Кроме того, неизвестно было, как все обернется. Помню, когда нас стали автобусами окружать, показалось, что столкновения не миновать и власть, которая долго не отвечала, наконец-то укусит. Не могут же они так просто взять и все отдать?

- Страшно было?

- Было... Минут пять. Сам себя спрашиваешь: "Что делать? Остаться или домой пойти?". Можно ведь было домой пойти, никто никого не держал. Иди себе и по новостям все посмотри. А останешься - могут и голову поломать, и застрелить. Они же к нам, как выяснилось, с боевыми патронами ехали, а у нас голые руки.

А через пять минут думаешь: "Чего же тогда все твои убеждения стоят? Все эти 10 лет ты ненавидел эту власть, проклинал ее, переживал за Тимошенко, которую в тюрьму кидают, за Ющенко, которого травят, и все это пшик? Ни фига! Буду стоять до конца!". В общем, готовность была ко всему. Меня, например, инструктировали, как под танки ложиться...

- Cерьезно легли бы?

- Ну а как же! Чего ж мы тогда туда пошли?

- А считается, что художник должен быть над схваткой.

- Бывают такие схватки, когда художник должен быть внутри. Второй раз стало страшно, когда мы ездили в Донецк 26 декабря. Я был членом избирательной комиссии на 50 виборчiй дiльницi 45 територiального виборчого округу... Нас было четверо от штаба Ющенко против 12-ти от Януковича плюс четыре их якобы представителя прессы - с такими поломанными ушами...

Тогда уже по новому законодательству очень трудно было откровенными фальсификациями заниматься, и они хотели стопроцентную явку сделать. И вот идет голосование, автобусы все время кого-то подвозят... Тем не менее к концу дня я по бюллетеням вижу, что непроголосовавших еще очень много. Вдруг подходит секретарь от Януковича и на голубом глазу говорит: "Напишите мне адреса тех, кто еще не проголосовал".

Людей на участке мало... Вечереет... Становится особенно жутко... Тетечки начинают переписывать адреса... Я спрашиваю ту, которая рядом со мной: "А зачем вы это делаете?!". И вдруг она не выдержала, бросила ручку и говорит: "А Бог его знает!". Я ей: "Вы нарушаете Конституцию и Закон о выборах!".

Вот тогда стало страшно. Страшно было одному в туалет выйти покурить... А с другой стороны, я же не мог видеть все это и молчать. В меня же верят! Народ Украины!.. (Смеется).

- Вот убили бы вас тогда в туалете, и народ Украины остался бы без лучшего режиссера.

- Не убили бы! (Смеется). Мы вдвоем везде ходили. В общем, решили составлять акт, долго это все тянулось... Секретарь начал собирать бумажки с фамилиями и не знает, что с ними делать. Подходит ко мне, а я его кусаю, акты перед ним разложил... "Вот это, - говорю, - ваши три года тюрьмы!".

Вижу, он тоже боится, потому что, на самом деле, обычный человек, у которого дети, на которого давят... Вдруг он начинает дрожащими руками эти листочки засовывать себе в карман. "Если вы сейчас, - говорю ему, - это все в карман положите, тут-то я акт и составлю!". Он берет и отдает мне. То есть материальные доказательства... Я, конечно, их тут же порвал... И всем сразу как-то полегчало.

В результате только на нашем участке не было использовано 400 бюллетеней. Значит, не проголосовало 20 процентов! И это в Донецке, где раньше показывали явку 104 процента.

- В общем, если бы не вы, революцию мы бы не совершили...

- Получается, да! Я что-то решил на своем участке, кто-то на другом, каждый по капле, вот так все и делается... Я до сих пор дружу со многими из тех, с кем был на Майдане. А когда в разгар революции шли "Карамазовы", я приглашал их, таких настоящих, майдановских, пропахших, на свой спектакль.

- Ну и как им Достоевский?

- Они приходили, попадали в теплое помещение и тут же засыпали...

- Бенюк рассказывал, что во время революции Театр Франко стоял закрытым и туда никого не пускали даже воды попить.

- Это ложь! Не знаю, часто ли Бенюк туда ходил, но лично я все время заводил в театр своих ребят с Майдана чаю попить. Мы заходили в клеенчатых плащах с надписью: "Так! Ющенко!"... Нормально нас пускали, бабушки улыбались...

- У вас есть почетная грамота участника революции?

- Есть. До сих пор из паспорта не вынул... А вот смотрите, тут еще такой интересный раритет... Когда начался весь этот сыр-бор с актами и мы реально напряглись, голова комиссии от Ющенко, молодой парень, киевлянин, позвал меня в туалет и написал мне вот этот телефончик на клочке бумажки дрожащими руками. "Если ты доедешь, а я не доеду...". Я не знаю, что это за телефон, ни разу по нему не звонил, потому что все, слава Богу, хорошо закончилось. Но на память оставил.

Вы знаете, когда мы победили и революция закончилась, это такое счастье было! Ведь никто не верил. А это все получилось только потому, что поднялись миллионы! И я так горжусь своим народом!

- Вы почувствовали себя частью нации?

- Я почувствовал, что у меня есть нация, и, если нужно, я могу за нее умереть.

Народ мiй є,
Народ мiй завжди буде,
Нiхто не перекреслить мiй народ.
Бо щезнуть всi перевертнi
                                                     й приблуди,
I орди завойoвникiв-заброд.
Ви, байстрюки катiв осатанiлих,
Не забувайте, виродки, нiде:
Народ мiй є,
В його волов’їх жилах
Козацька кров бушує i гуде.

Это написал Василь Симоненко в 1957 году. И как здорово, что его строки вдруг ожили. Ощущение того, что "Народ мiй є, народ мiй завжди буде", такое сильное, такое мощное, что на много-много лет дарит мне в театре энергию.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter