Культовый кинорежиссер Анджей ВАЙДА: "Фильм о Христе по роману Булгакова "Мастер и Маргарита" я снимал в Нюрнберге - в том месте, где когда-то собиралась вся гитлеровская партия"

2006 год для легендарного польского режиссера Анджея Вайды определенно стал знаковым: 80-летний юбилей, кинофестиваль в Берлине, где ему вручили почетного "Золотого медведя" за вклад в мировой кинематограф, а затем съемки нового фильма о трагедии в Катыни - эпохального и автобиографичного проекта, к которому Вайда готовился последние 10 лет. "Пепел и алмаз", "Все на продажу", "Земля обетованная", "Дантон", "Пан Тадеуш", "Пилат и другие" (запрещенный к показу в России), смелая дилогия "Человек из мрамора" и "Человек из железа" (с кадрами документальной съемки митингов "Солидарности") - название каждой из 39 лент в фильмографии Анджея Вайды звучит как заголовок объемной главы из истории польского кино. Вайде, как никому другому, подходит титул "живой памятник": этот режиссер входит в когорту киноклассиков, удостоенных наград всех крупнейших кинофестивалей мира, - несколько "Золотых пальмовых ветвей" в Каннах, два "Георгия" на Московском фестивале, "Золотой" и "Серебряный лев" в Венеции, "Золотой медведь" "Берлинале". Кроме того, "Оскар", "Сезар", "Феликс"... Анджей Вайда - это не только громкое имя, но и безупречная моральная репутация. Сейчас режиссер взялся за экранизацию страшной и до конца не рассекреченной темы расстрела в 1940 году войсками НКВД в Катынском лесу пленных польских офицеров. У Вайды есть на это моральное право еще и потому, что среди 15 тысяч расстрелянных был его отец.

"НИКТО ИЗ НАС И ПРЕДСТАВИТЬ НЕ МОГ, ЧТО ПАДЕТ СОВЕТСКИЙ РЕЖИМ"

- Пан Вайда, в Берлине вы получили очередной почетный приз. Насколько это важно для вас?

- Для меня всегда наивысшим достижением в жизни было признание зрителем моего творения. Когда я сделал фильм "Человек из железа", его первый показ состоялся в Гдыне. Помню, по окончании фильма весь зрительный зал встал и запел наш национальный гимн. Я был растроган до слез, потому что никогда не мог предположить, что создам что-то такое, что поднимет людей и заставит их исполнять гимн! Я не надеялся на такой прием, хотя понимал, что заложил в свой фильм какую-то высшую идею, высшую мысль, которая не оставит поляков равнодушными.

- Даже сегодня трудно себе представить, как в Польше накануне введения военного положения вам удалось снять такую картину!

- Тогда я только закончил съемки "Человека из мрамора", который должен был завершиться событиями 1970 года, когда военные стреляли по бастовавшим рабочим. Я хотел сделать финал таким, каким он был в жизни: повстанцы на двери несут по улицам тело своего убитого товарища.

Но понятно, что политическая обстановка в стране не позволяла мне вставлять такие кадры в картину. И когда я услышал, что происходит на Гданьской судоверфи, я поехал туда. И один из тамошних рабочих попросил: "Снимите свой следующий фильм о нас и назовите его "Человек из железа"!". Так что, можно сказать, это был мой единственный фильм, снятый на заказ.

А ведь я мог вообще его не снять! Меня все отговаривали: "Зачем тебе снимать такой фильм!? Неизвестно, какие будут последствия! Неизвестно, как сложится дальше история Польши! Ты можешь навсегда поставить крест на своей карьере одной такой картиной!".

Я никого не послушал и теперь знаю, что правильно сделал. Потому что если бы я снял "Человека из железа" позже лет на 10-15, он бы просто отразил историю. Я же снимал, когда история вершилась, что-то важное только зарождалось, витало в воздухе, и невозможно было его зафиксировать, сформулировать. Это и сделало фильм живым. Картина вышла на польские экраны, и ее успели посмотреть четыре или пять миллионов человек, прежде чем в стране было введено военное положение. Затем прокат запретили.

- Всегда ли вам удавалось обойти цензуру, снимая свое кино? Или были жертвы?

- Еще какие! Сценарий фильма "Человека из мрамора" ждал своего часа 12 лет. Это был фильм совершенно непроходной с точки зрения тогдашней польской цензуры. В то время для того, чтобы снять фильм, мне приходилось стоять в очереди за разрешением к одному человеку, шефу отдела кинематографии, который в свою очередь звонил за дозволением в отдел культуры Центрального комитета партии. Если там говорили: "Нет!", фильм никогда не мог быть снят в Польше.

Когда я снимал "Человека из железа", десятимиллионный профсоюз "Солидарность" уже был в Польше той силой, что неподвластна цензуре. Так что я делал это фильм как хотел. Когда человек из министерства, ответственный за кино, заикнулся, что я должен внести в картину 21 поправку, я возразил: "Это фильм о рабочих! Я не буду ничего менять!". Но все же перестраховался, попросив рабочих Гданьска слать телеграммы в министерство, протестуя против внесения коррективов в фильм. Как я потом узнал, в телеграммах стояло по 10-15 тысяч подписей в каждой. Поэтому фильм побоялись резать.

Меня всегда считали бунтарем, "антисоветчиком", а все, чего я хотел, - лишь попытаться подвинуть границу дозволенного. Ведь в то время никто из нас и представить не мог, что советский режим падет и Польша станет независимой страной. Самой большой моей мечтой было просто расширить понятие свободы, к которой я стремился всю жизнь.

"СВОБОДА ВСЕГДА ПРЕДПОЛАГАЕТ ОТКАЗ ОТ ЧЕГО-ТО"

- Насколько человек может быть свободен в современном мире?

- Об этом великолепно сказал Достоевский в "Бесах": "Мы были свободны - но от чего?". Это вечный вопрос: от чего мы свободны, имея свободу? Необходимо понимать, что свобода всегда подразумевает сознательный отказ от чего-то. Если, к примеру, кто-то хочет иметь больше свободного времени, он должен отказаться от работы, а значит, пожертвовать заработанными деньгами...

Вот мы сейчас хотим объединить Европу - это наш путь к свободе. Потому что после страшного опыта гитлеризма и сталинизма мы должны думать о том, чтобы Европа не повторила больше таких ошибок. И если во имя подобных целей мы хотим объединяться, то должны пожертвовать частицей своей свободы. Мне кажется, эта тема вскоре станет очень интересным аспектом развития европейского общества: жертва свободой во имя свободы.

- Вы думаете, искусство кино может повлиять на ход истории, изменить людей и мир в лучшую сторону?

- Признаться, если бы я в это не верил, то сейчас бы уже прощался с жизнью, чувствуя себя проигравшим. Я же думаю, что прожил свою жизнь не напрасно. Когда цензура в Польше настолько ужесточилась, что снимать кино стало невозможно, я вынужден был уехать на несколько лет в Европу. Но там я не сидел сложа руки, не тратил время понапрасну: снимал в Германии и ставил много спектаклей, в том числе "Преступление и наказание" по Достоевскому. В Париже мне удалось снять фильм "Дантон" с Жераром Депардье в главной роли.

Я мог бы и дальше работать за границей, но вернулся - это была моя свобода выбора. Поэтому никому не предъявляю претензий, что не стал режиссером в Голливуде.

- Какой фильм из всей вашей обширной фильмографии дался вам сложнее всего?

- Я снял много картин, и каждая из них в определенный момент разочаровывала меня по той или иной причине: одну я не мог сделать в то время, когда нужно было, другую сделал вовремя, но ее не допустили до зрителя. Или я делал фильм с надеждой, что смогу рассказать что-то важное, постаравшись как-то пройти незамеченным мимо дверей цензуры, а она оказывалась хитрей меня.

В этом году в Берлине показали "Пилат и другие", который я сам выбрал для демонстрации. Ранее эта картина была показана только по ТВ и никогда не выходила на киноэкране. Это меня очень расстраивало, потому что я считаю ее важнейшей в своей жизни! Она стала для меня картиной больших надежд, а потом большого разочарования, потому что так и не встретилась со своим зрителем в свое время.

Этот фильм еще и своеобразный тест на свободу. Мне запретили его снимать в советской Польше, а когда его показали по немецкому телеканалу ZDF, на родине меня обвинили в создании антирелигиозного кино, которое нельзя показывать в католической Польше.

- "Пилат и другие" снят по мотивам библейских глав романа "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова. Есть мнение, что даже не стоит браться за постановку или экранизацию этого романа, - все равно ничего не выйдет!

- Это глупость! Просто, видимо, те, кто брались за этот роман, обладали меньшим талантом, чем нужно, чтобы работать со столь гениальным материалом. Не для того Булгаков и Достоевский писали, чтобы мы по ним фильмы снимали! И талант режиссера в том, чтобы взять из книги только то, что можно показать на экране или на сцене, и оставить то, чего нельзя трогать.

Из романа Булгакова я взял только линию рассказа о Христе, потому что прекрасно осознавал, что не смогу весь роман вместить в фильм. И еще потому, что изначально хотел снять историю о Христе сегодня. У меня были три сценария, но ни один мне не нравился. И я подумал: зачем пытаться написать то, что написано? А ничего лучше, чем у Булгакова в "Мастере и Маргарите", о Христе в художественной литературе не существует.

"МАМА ВСЮ ЖИЗНЬ ЖДАЛА ОТЦА, ПОТОМУ ЧТО МЕСТО ЕГО ГИБЕЛИ БЫЛО НЕИЗВЕСТНО"

- Во время съемок этого фильма с вами не приключилось никаких мистических историй?

- (Смеется). Все в работе над этим фильмом было сплошной мистикой! Потому что мы, славяне (а все актеры приехали из Польши, был словацкий оператор), делали съемки на трибуне, с которой когда-то вещал Гитлер. И вот она в руинах перед нами, и мы снимаем здесь, в Нюрнберге, свое кино, в том месте, где когда-то собиралась вся гитлеровская партия. И я ощутил тогда, что попал в какой-то мистический завиток истории!

- О чем будет ваш следующий фильм?

- Его рабочее название "Post Morten". Это будет фильм о расстреле в 1940 году НКВД пленных польских офицеров в Катынском лесу недалеко от Смоленска. Для Польши это был выстрел в спину. Расстреляны были военнопленные, офицеры, более половины из которых - польская интеллигенция.

Нужно, наконец, показать правду! Раньше о ней, понятное дело, нельзя было говорить - тема была наглухо табуирована. Но это моя тема: в Катыни погиб мой отец. На отцовском надгробии мы смогли указать место его гибели только в конце 80-х.

Помню, как я хотел найти имя отца в списках катынских жертв, опубликованных в немецких газетах, что выходили в Польше во время оккупации. И вдруг оказалось, что все эти газеты пропали из польских библиотек. Кто-то решил, что сын погибшего в Катыни офицера не может узнать из немецкой газеты, что его отец был расстрелян советскими войсками. Мама всю жизнь ждала отца, потому что место его гибели было неизвестно...

Хотя немцы еще во время войны обнаружили эти захоронения и написали о страшной находке в польских оккупационных газетах, а первые документы о Катыни были привезены в Польшу польским Красным Крестом в 1944 году. Но уже в 1947-м польские власти и Управление госбезопасности эти документы изъяли, а люди, пытавшиеся расследовать трагедию, таинственным образом исчезали.

Впрочем, поляки всегда знали, что в катынской трагедии виновато руководство СССР, хотя советская пропаганда пыталась представить эту казнь делом рук нацистов. Только в 1990 году Горбачев передал Леху Валенсе документы, подтверждающие, что это было массовое убийство поляков и казнь была совершена агентами НКВД.

Я уже много лет пробовал как-то подступиться к фильму о Катыни, но такого адского сопротивления материала я еще ни разу не встречал! Все упиралось в дилемму: как показать историю? Как национальную трагедию или личную драму моей матери? В любом случае моя задача - рассказать правду. Есть явления, мрачно знаковые для ХХ века. Их нужно осмыслить и прочувствовать. Это будет лента о том, как раскрывается страшная правда...

- Как отец оказался в Катыни?

- Мой отец Якуб Вайда был офицером Войска польского. Мне было 13 лет, когда началась война, отец ушел на фронт и уже не вернулся.

В сентябре 1939-го он был взят в плен Красной Армией, вступившей в Восточную Польшу согласно пакту Молотова-Риббентропа, направлен в лагерь для военнопленных в Старобельске, а весной 1940 года вместе с десятками тысяч польских офицеров расстрелян в Катыни. В списках погибших, в 43-м году опубликованных польской подпольной и немецкой оккупационной прессой, имя отца - капитана Вайды - значилось под номером 0844.

Кстати, местом действия моего фильма станет мой родной город Сувалки, где многие семьи долгое время безуспешно ждали вестей от находившихся в СССР солдат. И главным в этом фильме будет трагедия людей, а не политические обвинения.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter