Народная артистка СССР Гизелла ЦИПОЛА: "В театре бывало всякое. Накануне спектаклей мне говорили гадости, я получала мерзкие анонимки, а однажды кто-то толкнул меня под троллейбус..."

Ее решение оставить сцену в расцвете сил, когда, казалось бы, еще творить и творить, вызвало огромный резонанс. В один день знаменитая певица отказалась от того, чем жила не одно десятилетие. Но, наверное, она не стала бы Гизеллой Циполой, если бы не умела совершать неординарные поступки. Вызывая у одних неподдельное восхищение, ведь талантов такого масштаба в стране были считанные единицы, у других - плохо скрываемую зависть. Как же, жена главного дирижера... В конце сентября народная артистка несуществующей державы отметила юбилей. Сейчас Гизелла Альбертовна ведет весьма уединенный образ жизни. Она давно перебралась в загородный дом, в Киеве бывает наездами, а в родной Нацопере, где ей, наверное, знакома каждая трещинка на сцене, ее практически не встретишь. Прима, чьи уникальной красоты голос и удивительное умение доносить до зрителя чувства своих героинь не оставляли в зале равнодушных, значительную часть времени посвящает саду и многочисленным цветам. Как-то даже не верится, что нежная, доверчивая Мими из "Богемы", влюбленная до беспамятства Чио-Чио-сан из "Мадам Баттерфляй", жертвенная Маргарита из "Фауста", мечтательная онегинская Татьяна, страстная Тоска (этот список можно продолжать еще очень долго) может оставаться вне высокого искусства. Впрочем, в своем единении с природой Гизелла Альбертовна находит гармонию. Видимо, правду говорят: если человек талантлив, он талантлив во всем.

"В УКРАИНСКОМ МИНИСТЕРСТВЕ КУЛЬТУРЫ СИДЕЛИ НИЧТОЖНЫЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПЫТАЛИСЬ ВСТАВИТЬ ПАЛКИ В КОЛЕСА"

- Гизелла Альбертовна, вы заканчивали класс знаменитого профессора Тамары Яковлевны Веске, воспитавшей не одно поколение певцов высочайшего уровня...

-...И продолжающей успешно делать это по сей день в свои "за 90". Тамара Яковлевна не только педагог от Бога, но и редкой души человек. Мы учились в непростое время, и далеко не всем родителям было по силам поддерживать своих детей материально. Так что Веске, относившаяся к своим студентам как к родным детям, не только нас учила, но и, бывало, подкармливала. Она - очень близкий для меня человек, с которым я могу советоваться в любое время и по любому поводу.

- Понимали в студенческие годы, что выделяетесь среди сокурсников?

- Конечно, я это чувствовала. Уже на втором курсе мне доверили исполнять сложнейшую партию Маженки в "Проданной невесте" Сметаны, которая шла в нашей оперной студии. Кстати, в тот год в СССР шел всесоюзный смотр оперных студий, и комиссия признала, что в этой партии я была лучшей. Затем были "Евгений Онегин", "Дон Жуан", реквием Верди. А на четвертом курсе наступило время конкурсов - очень важный этап в моей творческой жизни.

В 1967 году заняла первое место на Всесоюзном камерном конкурсе в Киеве. Через год первенствовала на конкурсе Глинки и вскоре получила предложения сразу из двух ведущих театров СССР - Кировского, куда меня приглашал выдающийся дирижер Константин Симеонов, и Большого. Наверное, я бы уехала в Москву, но в итоге оказалась в Киевском театре - по закону должна была отработать два года в Украине.

- Вам все-таки довелось поработать с Симеоновым. Какой след оставил наш великий соотечественник в вашей карьере?

- Можно сказать, что Симеонов стал моим духовным наставником. Он рассмотрел во мне нежную Наталью из "Тихого Дона", что, наверное, для многих было неожиданностью. Ведь до этого я в основном принимала облик цариц и королев.

Симеонов ко мне относился очень бережно. Например, когда в 1975 году в Киеве возобновляли "Катерину Измайлову", он... категорически возразил против моего участия в спектакле: "Если бы я хотел видеть идеальную Катерину, то, несомненно, взял бы Циполу. Но ей рано петь такую драматическую партию. Ее время придет через восемь лет". Так в итоге и произошло. В 1983-м, когда нашему театру предстояло гастролировать с "Катериной Измайловой" в Вест-Бадене, руководство в срочном порядке назначило меня на роль в этом спектакле.

- Особое место в вашей жизни занял конкурс в Токио, где раз в четыре года определяют лучшую Чио-Чио-сан мира. Вы первенствовали там в 1976 году...

- Чтобы выиграть конкурс в Токио, сначала нужно было в не менее острой конкуренции победить во всесоюзном смотре претенденток. Пришлось потратить массу физических и моральных сил. Ведь каждая республика отстаивала своих кандидатов, причем колоссальную поддержку получали даже обладатели маленьких камерных голосов, у которых заведомо не было шансов на успех.

У нас же - в украинском Министерстве культуры - сидели какие-то ничтожные люди, которые вместо того, чтобы поддержать, пытались, как говорится, ставить палки в колеса. Отборочный тур проходил в Минске, где мне пришлось отработать четыре спектакля, чтобы доказать свое право на поездку. Но это было еще не все.

Окончательно имена участниц утверждались в Москве, где вновь пришлось выходить на сцену. И когда встал вопрос выбора между мной и певицей из Киргизии, министр культуры этой республики подошел ко мне, опустился на колени и сказал: "Вы лучшая". Это так меня окрылило! Я летела в Японию и чувствовала, что обязательно возьму первое место.

Конкурс был чрезвычайно сложным. Организаторы увеличили количество туров с трех до шести, и в итоге, когда все закончилось, я чувствовала себя выжатой как лимон. Стояла на сцене и думала, как бы не упасть, - жутко кружилась голова, не хватало воздуха... В тот момент мне, пожалуй, даже было все равно, какое место мне определят. И, лишь ступив на родную землю, я смогла вздохнуть полной грудью. Вот только долго радоваться успеху не пришлось.

Победа омрачилась семейной трагедией. Еще вечером по телефону разговаривала с папой, поделившись с ним радостью, а наутро мне сообщили, что у него обширный инсульт. Я очень переживала его уход из жизни, и наверное, лишь любимая работа помогла не впасть в депрессию. В Москве как раз проходили Дни Украины, и меня пригласили принять участие в спектаклях.

- Считается, что партия Чио-Чио-сан была визитной карточкой Гизеллы Циполы. Вы с этим согласны?

- Пожалуй, не совсем. А вот то, что она была самой сложной в моей карьере, - это точно. Образ влюбленной японки буквально пропитан драматизмом. Практически на протяжении всего спектакля нужно находиться на сцене, и нет возможности хотя бы на мгновение расслабиться. Как правило, за спектакль я теряла в весе до трех килограммов.

"АНАТОЛИЙ СОЛОВЬЯНЕНКО СМОТРЕЛ НА МЕНЯ, И ПО ЕГО ЩЕКАМ КАТИЛИСЬ СЛЕЗЫ..."

- Какой из пережитых на сцене образов оказался вам ближе всего?

- Моя любимая партия - Мими из оперы "Богема" Пуччини. Мне кажется, в мировой классике нет более глубокого и яркого образа. Еще я безумно любила и люблю Чайковского - в его творчестве заложено столько, что словами, пожалуй, и не передать. Интересный случай связан с небольшой партией Эммы в опере "Хованщина" Мусоргского, которую представляли в Ницце.

Состав был грандиозный: Ирина Архипова, Анатолий Кочерга, Владислав Пьявко, за пультом - Стефан Турчак. И вот после спектакля выходит рецензия такого содержания: "Все пели великолепно, но потрясла Эмма". Тогда-то и поняла, что я не такая уж простая певица, раз смогла в столь маленькой партии раскрыть всю трагедию этого образа.

- Вам приходилось выходить на сцену вместе со многими звездными исполнителями. Кого вы вспоминаете с особой теплотой?

Гизелла Ципола исполняла лучшие оперные партии, ее удивительной красоты голос потрясал мир, а дома она часто сталкивалась с неприятием и непониманием

- Никогда не понимала тех вокалистов, которые видят только себя. Когда кто-то на сцене занимается самолюбованием, невозможно полноценно передать зрителям сюжетную линию, раскрыть заложенные композитором идеи. Настоящим даром оперной певицы владела Евгения Мирошниченко. Ее вокал и мастерство перевоплощения потрясали меня. Я никогда не пропускала ее спектаклей. Часто вспоминаю финальную сцену в "Богеме" с Анатолием Соловьяненко: он смотрел на меня, а по его щекам катились слезы. "Я вас не видел, я видел Мими", - говорил позже Анатолий Борисович. Гениальным певцом и партнером был Василий Третьяк. Считаю его величайшим Канио.

Но бывали и полностью противоположные случаи. Я навсегда запомнила спектакль "Отелло", который состоялся во время оперного фестиваля в Минске. Тогда серьезно заболел исполнитель главной мужской партии, и организаторы попросили спасти положение ленинградского тенора Волкова. Певец согласился, вот только оказалось, что он не перевоплощался в ревнивого мавра уже много лет и не успел восстановить партию. А поскольку возможности репетировать не было, во время спектакля он попросту растерялся. Пришлось по ходу сделать массу купюр, а я пела и за Дездемону, и за Отелло. Это была шоковая ситуация, тем более что в ложе в полном составе присутствовало правительство Белорусской ССР. Но ничего, обошлось без последствий. По-моему, они даже ничего не заметили...

- Как часто во времена СССР вам приходилось выступать перед сильными мира сего?

- Меня регулярно приглашали участвовать в правительственных концертах, причем чаще в Москве. Среди почитателей моего таланта был председатель Совета министров УССР Александр Ляшко, любивший и понимавший высокое искусство. Бывал в опере и первый секретарь ЦК КПУ Владимир Щербицкий. Услышав однажды меня и Анатолия Кочергу в "Фаусте" - а спектакль выдался очень удачным, - он распорядился выделить нам шикарные квартиры в центре Киева.

Надо сказать, что в те годы на классическое искусство обращали повышенное внимание. После спектаклей у служебного входа всегда дежурили поклонники, мечтающие получить автограф или пообщаться с кумирами. Нередко делали какие-то подарки, писали письма, посвящали стихи... Ценила талантливых мастеров сцены и власть. К примеру, оклады ведущих певцов составляли более 500 рублей, им полагалась едва ли не самая высокая по союзным меркам пенсия - 380 рублей (больше, чем Героям СССР).

А вот сейчас, увы, ситуация печальная. Пенсии больше напоминают подачки. Многие достойнейшие люди оказались в унизительном положении, влачат просто жалкое существование. Высокое искусство ушло в тень так называемого шоу-бизнеса. А звания заслуженных и народных, которые в наше время получали лишь действительно лучшие, раздаются кому ни попадя...

"В ОДНО МГНОВЕНИЕ ПЛАТЬЕ ОКАЗАЛОСЬ НА ПОЛУ, А Я ОСТАЛАСЬ ПЕРЕД ПЕРЕПОЛНЕННЫМ ЗАЛОМ В ОДНОЙ КОМБИНАЦИИ"

- Не будем о грустном. Лучше давайте вспомним историю, которая приключилась с вами во время "Евгения Онегина": рассказывают, Гизелла Ципола осталась в свете юпитеров чуть ли не нижнем белье...

- О! Этот курьезный случай, который я не могу вспоминать без улыбки, произошел, конечно же, в Одессе. Не помню уже почему, но костюм на меня подгоняли в последний момент, как говорится, шили на живую нитку и, видимо, в спешке подшили недостаточно крепко.

Во время одной из сцен баритон Анисимов страстно схватил меня за плечи, платье вмиг оказалось на полу, а я осталась перед переполненным залом в одной комбинации. Хорошо хоть не в отечественной, а в той, что приобрела во время последних гастролей во Франции. Так что, думаю, картины не испортила. Да и Анисимов молодец, не растерялся, а сразу бросился меня одевать. В общем, в тот вечер мы могли уже не петь - овации и так были обеспечены.

- У вас существовал какой-то особый рецепт для поддержания вокальной формы?

- Никаких особых секретов. Естественно, без постоянной работы над голосом не обойтись. Кроме этого, старалась не злоупотреблять продуктами, которые могли бы негативно повлиять на связки. Никогда не пила газированные напитки, была равнодушна к спиртному, в самый большой праздник ограничиваясь бокалом легкого вина, исключила из рациона острые блюда, хотя готовить очень любила и умела.

Но, наверное, главный рецепт хорошей формы - душевный покой и внутренняя гармония. Только тогда певец может плодотворно жить и работать. Когда у меня все складывалось в личной жизни, я приходила на работу окрыленной. За три часа до спектакля уже сидела в гримерной, начинала настраивать себя. В такие дни представления проходили на одном дыхании. Хотя, в какой бы отличной форме я ни находилась, первые пять минут на сцене вызывали определенное волнение. Иногда приходилось петь больной, с высокой температурой. Кстати, как ни странно, голос звучал даже ярче, чем обычно. Видимо, это как раз тот случай, когда организм сам включает какие-то дополнительные ресурсы.

- Театр - это непростой мир, где с высоким искусством уживаются интриги и всякие козни. Часто ли приходилось попадать в подобные ситуации?

- Бывало всякое. Однажды я стояла на остановке, когда кто-то резко толкнул меня в спину - прямо под подъезжающий троллейбус. Я просто чудом не оказалась под колесами, сильно ударившись о бордюр и получив очень серьезные травмы. На восстановление ушел месяц.

Нередко накануне спектакля те, кого я считала друзьями, вдруг с улыбкой на лице говорили какие-то неприятные вещи. Несколько раз даже получала анонимные письма со лживой и мерзкой информацией. И хотя у меня сильный, я бы даже сказала, мужской характер, в такие моменты расстраивалась и, естественно, на сцену выходила не в лучшем расположении духа. Впрочем, с годами, став опытней, научилась от таких вещей ограждаться и лишь жалела людей, которые шли на подлость.

А однажды во время спектакля "Сельская честь", где по сценарию моя героиня должна встать на колени, опустилась прямо на незабитый гвоздь. Можете представить, каких усилий стоило мне доработать спектакль. Вряд ли это была чья-то диверсия, скорее всего, рабочие недосмотрели. Но с тех пор перед спектаклем я всегда внимательно осматривала сцену.

"МЫ ВСЕГО ЛИШЬ ВСТРЕТИЛИСЬ ВЗГЛЯДАМИ, НО У МЕНЯ СРАЗУ ПОЯВИЛОСЬ ОЩУЩЕНИЕ, БУДТО Я ЗНАЮ СТЕФАНА ВСЮ ЖИЗНЬ"

- Вы работали с разными известными режиссерами. Часто ли приходилось отстаивать свою трактовку образа?

- Еще до того, как начиналась работа над спектаклем, я уже четко представляла себе, какой должна быть моя героиня. Обязательно изучала все источники, связанные с этой оперой, начиная с истории ее создания. Что же касается режиссеров, то у каждого из них свой подход. Мне импонировал стиль Дмитрия Смолича. Он много уделял внимания массовым сценам и ставил их мастерски. А вот певцы, по его мнению, должны были сами чувствовать свое место на сцене, и он всегда давал нам возможность импровизировать.

Здесь есть еще один нюанс. Господь Бог наградил меня особым даром. Я могла ничего особенного не делать на сцене, донося трагизм и противоречие образа интонацией и красками голоса. Правда, к такому выводу я пришла, уже завершив выступления. А в молодости этого не понимала, да и не было тогда времени анализировать. Поэтому многое на сцене делала как бы на подсознательном уровне, полагаясь на природную интуицию. Зато сейчас, когда слушаю архивные записи, могу растрогаться до слез.

- Во времена СССР каждый театр обязан был ставить оперы советских композиторов, часто откровенно бездарные. Как вы относились к таким постановкам?

- Я редко участвовала в них - это был не мой репертуар. Но не согласна с тем, что все написанное советскими композиторами так уж плохо. Было немало и хороших, по-настоящему музыкальных произведений. К примеру, "Арсенал" и "Милана" Георгия Майбороды, которого можно смело называть современным классиком.

- Огромную роль в вашей карьере сыграл легендарный дирижер Киевской оперы Стефан Турчак. Судьба распорядилась так, что маэстро стал не только вашим коллегой, но и спутником жизни...

- Это был Мастер с большой буквы, каких в истории оперного и симфонического искусства единицы. Открывая партитуру, он уже представлял себе целостную картину спектакля, видел его от начала до конца. Рядом с ним даже откровенно слабый исполнитель открывался с совершенно неожиданной стороны.

Стефан вообще с душой подходил к своей работе. Перед тем как ставить новый спектакль, обязательно анализировал, что даст эта опера театру, интересна ли она современному зрителю. Много работал с певцами, приходил к ним на уроки, советовал, за какую партию браться, а какая может повредить голосу. А ведь в то время театр славился своими мастерами - Анатолием Соловьяненко, Василием Третьяком, Людмилой Юрченко, Галиной Туфтиной, Александром Востряковым, Романом Майбородой, Иваном Пономаренко... Многие из них по-прежнему в прекрасной вокальной форме.

Сейчас, насколько я знаю, в театре царят иные законы. Молодых исполнителей часто назначают на драматические партии, которые им петь рано, не дается достаточное количество оркестровых репетиций, а главное, нет творческого лидера, который вернул бы нашу оперу на должный уровень... И хотя спектаклей ставится много, вряд ли премьеры можно назвать действительно яркими. Очень мало стало и классных исполнителей. Если представители нового поколения что-то напевают, это не значит, что перед вами Калаф или Турандот.

- Помните тот день, когда познакомились с Турчаком?

- Это произошло на одном из конкурсов. Мы всего лишь встретились взглядами, но у меня сразу появилось ощущение, будто я знаю Стефана всю жизнь. Как позже признался мне Турчак, он в те минуты почувствовал приблизительно то же самое. А тогда, во время первой нашей беседы, он предложил мне... выйти за него замуж. Естественно, я была в шоке, и хотя его слова были очень искренними, отказалась. На момент знакомства мы оба были несвободны, к тому же у Стефана подрастала дочь. В тот день я сказала себе, что не позволю, чтобы ребенок рос без отца. Но все же судьба распорядилась так, что мы оказались вместе. Правда, произошло это спустя долгих 10 лет. Все эти годы мы постоянно думали друг о друге, понимали, что врозь не сможем. И несмотря на то что нас связывали исключительно рабочие отношения, окружающие явно чувствовали, что между нами что-то происходит.

- Ходили слухи, что первый брак Стефана Васильевича дал трещину задолго до того, как они с супругой официально развелись...

- Я не хочу обсуждать эту тему, а просто вспомню наше пробуждение после свадьбы. Знаете, какими были его первые слова? "Боже мой, неужели я свободный человек!..". Тогда я не поняла, о какой свободе идет речь, тем более что мы только что обменялись кольцами. И лишь по прошествии времени осознала - он имел в виду душу...

Годы, прожитые рядом с Турчаком, я считаю лучшими в своей жизни. У нас были очень теплые отношения. Стефан трогательно и красиво ухаживал. Всегда был нежен и внимателен. Нам было сложно подолгу находиться друг без друга, мы часто мыслили и чувствовали в унисон. Причем это касалось не только повседневной жизни, но и творчества. Когда я выходила на сцену, муж весь светился, наслаждаясь моим голосом. Он, кстати, был убежден, что красивым голосом может обладать исключительно порядочный человек. И если ему сильно нравилось чье-то пение, мог даже прослезиться.

"НИСКОЛЬКО НЕ УДИВИЛАСЬ, КОГДА РУКОВОДСТВО ТЕАТРА ДАЖЕ НЕ ПОПЫТАЛОСЬ МЕНЯ УДЕРЖАТЬ"

- Стефан Васильевич спокойно относился к вашей многочисленной армии поклонников?

- Когда мы поженились, поклонники ушли на второй план. Да и вообще я никогда не провоцировала у мужа чувство ревности. Всегда относилась к нему с большим вниманием и заботой, ценила его неординарность. Ведь Стефан, выдерживая колоссальное напряжение у пульта, в жизни был сентиментальным и легкоранимым человеком. Его просто необходимо было ограждать от негатива. Увы... Стефан очень долго и тяжело болел, а в 1988 году его не стало. Я старалась как можно больше быть рядом с ним, помочь ему хоть чем-то. Сейчас с ужасом вспоминаю гнетущее чувство усталости и безысходности, которые не покидали меня в те страшные дни. Я ничего вокруг себя не видела, словно жила на ощупь.

- А спустя несколько лет, будучи в расцвете сил, вы оставили театр, которому отдали более четверти века. О вашем увольнении ходило и ходит немало слухов. Как все происходило на самом деле?

- Главной причиной моего решения стала смерть Стефана. Он был очень дорогим мне человеком. И когда его не стало, мне было очень сложно представить себе дальнейшую жизнь - как творческую, так и личную. Выходила на сцену, видела за пультом другого дирижера - и глаза застилали слезы, а к горлу подступал комок. Я не хотела себя обманывать и в один прекрасный момент решила, что так больше продолжаться не может.

К тому же события развивались так, что на спектакли с моим участием стали назначать исполнителей второго состава. Тем самым как бы намекали, что и меня относят к этой категории.

В общем, это уже был не мой театр, и я сделала свой выбор. Честно говоря, не удивилась, когда меня никто из руководителей - ни директорствовавший тогда Анатолий Мокренко, ни главреж Дмитрий Гнатюк - не стали удерживать, подписав заявление без всяких разговоров. Конечно, тогда в душе было очень больно - ведь сколько лет я отдала этой сцене, сколько счастливых мгновений с ней было связано.

- А о том, чтобы уйти в какой-нибудь другой театр, не думали?

- Наверное, можно было бы продолжить карьеру в Москве, где ко мне всегда очень тепло относились, или в Санкт-Петербурге. Но к тому времени Россию и Украину разделяла граница, и нужно было слишком многое в жизни менять. Поэтому я ограничилась концертной деятельностью. Довольно активно гастролировала в Европе, благодаря чему, кстати, восстановила пошатнувшееся после развала Союза материальное положение. Я не была сломлена, просто у меня началась другая жизнь.

Не буду обсуждать дело, в котором я нашла себя после завершения творческой карьеры. Скажу лишь, что благодаря ему могу спокойно жить, чувствовать себя независимой и поддерживать своих близких. Получаю удовольствие, когда вожусь с садом или большим цветником. А еще у меня живут семь собак, они мои самые надежные и близкие друзья. А самый преданный - шпиц, которого я подобрала на улице с раздробленной лапой и два месяца после операции буквально носила на руках.

- С кем из бывших партнеров поддерживали дружеские отношения и сохранились ли они по сей день?

- Есть немало людей, которых я могу назвать своими настоящими друзьями. За кулисами театра между нами никогда не проскальзывало чувство зависти, отношения были очень доброжелательными. Мы регулярно созваниваемся и встречаемся, а недавний юбилейный день рождения, к примеру, мне пришлось отмечать в течение недели.

Гости приходили каждый день, говорили приятные слова, сделали массу подарков. Кстати, я очень впечатлительный человек, и порой самая скромная безделица может вызвать у меня больше эмоций, чем дорогой презент. Вот и на этот раз - с ходу влюбилась в симпатичный сундучок. Ведь я старомодный человек, а эта вещь олицетворяет все самое дорогое, что хранится в моей памяти. А еще мне очень понравилась обычная кукла. Когда смотрю на нее, словно возвращаюсь в детство.

- А с дочерью Турчака общаетесь?

- К сожалению, нет. Стефан в дочке души не чаял и всегда уделял ей много внимания, поддерживал. Оксана часто бывала у нас дома, и я со своей стороны относилась к ней как к родной. У нас складывались дружеские отношения. Но когда Стефана не стало, она перестала со мной контактировать по совершенно непонятным мне причинам. Не бывает она, видимо, и у могилы отца. По крайней мере, как мне говорят кладбищенские сторожа, кроме меня, Стефана Васильевича никто не проведывает.

- Вы с мужем наверняка не раз получали предложение остаться за рубежом. Известно, к примеру, что в конце 70-х Турчаку предлагали двухлетний контракт в Мадриде, однако разрешения от советских властей он так и не получил. Не жалеете, что не последовали примеру многих советских знаменитостей, эмигрировавших на Запад?

- Я вообще стараюсь ни о чем не жалеть. Конечно, подобных предложений было немало. Но я к ним относилась только как к шансу попробовать себя на другой сцене, реализовать какие-то творческие планы. Мне посчастливилось петь в самых разных залах мира. Не выпускали только к Караяну в Вену и в Америку - как выяснилось, там у меня умер дедушка, который был очень состоятельным человеком. Но я бы ни при каких обстоятельствах не оставила Украину. Пускай это звучит и высокопарно, но я всегда гордилась, что представляю эту страну. То же самое можно сказать и о Стефане. И когда поступали предложения уехать, мы лишь улыбались друг другу...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter